У тихого пруда ютилась сторожка.
Жила в ней, колдуя и порчу творя,
Любимая баба, Матрена, Матрешка,
Главы поссовета Петра Упыря.
Собой воплощала родные просторы,
Рядилась в онучи, в кокошник, в тальму.
А ночью с нечистым пуляла в оффшоры
Отжатых, отмытых внесметную тьму.
Лишь в полночь луны золотое лукошко
Всплывало из тучек до самой зари,
Амебой делилась Матрена, Матрешка,
Красивая внешне, пустая внутри.
Играет в реке золотая дорожка.
Упырь уминает хамона в икре.
Кто с вилкой, кто с ложкой,
Матренны, Матрешки
Копают проходы в бюджетной дыре.
Посбились косынки, глаза как у кошки,
Растрепанны патлы, несыты с утра...
Скрипят, подвывают Матрены, Матрешки
Лубочные шмары вампира Петра.
И мысль озорная приходит сторожко:
Почто же так ценят всегда упыри
Отеческий символ - Матрену,
Матрешку,
Красивую внешне, пустую внутри?
На тягле вконец затянули подпруги.
Хомут натирает и торба пуста.
А всюду скрипят "боевые подруги",
Собой заполняя "святые места".
То ляпнут, то брякнут, придумают каку,
Все чистое возле беспечно губя.
Но трудно и тяжко без них вурдалаку -
Подтянут, поддержат, возьмут на себя...
Попрыскать бы это святою водою,
Рассеять все мороки и миражи.
Да только давно растворилось святое
В бурлящих потоках отравленной лжи.
Бледнеет луны золотое лукошко
И ягодки-звезды пропали давно.
Лишь мрачно чернеет у пруда сторожка,
В сельце с говорящим названием Дно.
|
Это - глубинка.