Ну, здравствуй, город мой, трудяга-корабел!
Проходят годы, а тебе и сносу нет,
А я, как видишь, безнадёжно постарел
И поседел за эти тридцать-сорок лет.
А помнишь, город, как запретам вопреки
Мы пацанами в детстве бегали в яхт-клуб
И заплывали непременно за буйки,
До невозможно посиневших наших губ.
Из окон мамы зазывали нас домой,
А мы отчаянно таращились в зенит
И всё мечтали увидать во тьме ночной,
Когда опять Гагарин в космос полетит.
Да разве это перескажешь на словах,
Как мы гордились и весь город ликовал,
А я, пацан, сидел у папы на плечах
И громче всех своё "ура" вовсю кричал...
И вот прошло каких-то тридцать-сорок лет
Из тех мальчишек не осталось ни души,
Да и дворов тогдашних тоже больше нет -
Их по рукам поприбирали торгаши.
И стало как-то неуютно оттого,
Что кабаки огнями блещут средь халуп,
А мне особенно обиднее всего,
Что чёрт-те чем они застроили яхт-клуб.
А наши выросшие дети в двадцать лет,
Не вылезают из фейсбуков и пивных -
Они вовсю ругают наш менталитет
И учат нас, как мы учили прежде их.
Уходит что-то из души, как ни крути,
Да только это им, конечно, невдомёк -
У них, сегодняшних, Гагарин не в чести,
А мы и вовсе унизительный "совок".
Мне б тут обидеться, да дело же не в том,
Что я теперь не понимаю их совсем -
Мне жаль, что город стал каким-то чужаком
И называется теперь на букву М...
|
