| «Игорь» |  | | 1. Игорь | |
Предисловие: Он был поэт, музыкант, штурман дальнего плавания, оставивший после себя стихи, песни,
донные карты южных морей у берегов Антарктиды,
по которым до сих пор ещё работают суда рыбного промысла... ***
«Внушенной» беременность признана,
Мол, психики это влияние.
Печальнейшая эта истина –
От стойкого гипержелания.
Кричала подраненной птицей
И билась в рыданьях: – Не верится!
Я слышу его! Мне – не снится!
Не дамся прервать мне беременность! –
Как долги бессонные ночи...
Истерзано сердце и тело.
Внушенный… я жду тебя очень,
Молюсь всем богам в Свете Белом!
Давай обойдем мы ученых,
Ведь могут они ошибиться!
Ну что ты такой несмышленный?
А ну-ка, начни шевелиться! –
И вся я ушла в ожидание,
Я песни ему напевала,
Порою, теряя сознание,
Остаться живым призывала.
И вот этот миг потрясенья! –
Натянуты жилы и нервы,
Сквозь сердце ребенка рожденье,
И слабенький крик его первый.
Считаю за пальчиком пальчик,
Вокруг ничего я не слышу.
Ах, мой долгожданнейший мальчик,
Ты дышишь! О, Бог мой! Ты – дышишь!..
И я – в завершенном полете,
Счастливыми плачу слезами.
Внушенный? А ты ведь – вот он!
С огромными, в сливу, глазами.
Торжественной слабости рада я,
И все я теперь одолею:
Ведь я поделилась надвое
И стала я вдвое сильнее!
* * *
...А сердце стыло на снегу...
Оно звало, оно взывало!
Я ничего еще не знала,
Не бросилась: «Я помогу!»
В стихах ты часто говорил –
Твой путь давно проложен к звездам.
Разыгран жребий,
Жребий роздан.
Мела поземка в эту ночь,
Не наступив, взорвалось утро...
Я не смогла тебе помочь.
Последний вдох,
Последний выдох...
И остывающая мысль
В твоей последней тишине
По неизведанным законам
За сотни верст пришла ко мне.
Сошла свинцово-зимней вестью
Из почерневших облаков.
Загадочное поднебесье
Прислало страшные слова –
Не приняла, отогнала...
...А сердце стыло на снегу.
Оно звало! Оно взывало!
Я ничего еще не знала,
И зов я тот не поняла –
Что ты со мной уже прощался,
Курс проложив печальным галсом.
И ты надеялся и верил,
Что только я помочь смогу!
Нашел и звал... – н е п о н и м а л а!
В непониманье опоздала...
Остыло сердце на снегу.
* * *
А ведь про стрекозу и муравья -
не выдумана сказка,
Но слишком автор фабулу раздул!
Не надо по судьбе водить указкой:
Певицей в жизни стать,
иль – скалолазкой,
Иль воз тянуть, как обреченный мул.
Не выдумана жизнь у менестреля,
Она – единственное для него «Арго».
Чего судить?
Кому какое дело?
Хотя бы даже я все лето пела…
Я пела жизнь свою, а не его.
И я горда, что славилась красивой,
Что сын «красивой мамой» называл.
Ах, как я пела!
Ах, как песнь звенела!
Но накатил декабрьский снежный вал.
И неоконченную песню оборвал…
И круг замкнулся.
Альфа и омега.
В морозном воздухе
аккорд последний стих.
Шептала стрекоза под коркой снега:
«Я допою ту песню! За двоих…»
***
Верстою — в жизнь, дарованный мне миг,
Означено пройти степенной поступью,
Где добротою уберечься от вериг,
Не обнадеяться соломкой подстланной...
А у меня всё вперевёрт идет,
Навыворот, вверх дном, ежом-колючкою!..
И не смиренность из меня,
А связка нервов бьёт,
Унять - пока нет ни замка, ни ключика.
И надеваю серьги на погост,
Сомнамбулой красуясь перед зеркалом,
А ночью - недосчитываюсь звёзд,
Одной звезды, единственной — померкла…
Не принимая утешения в словах,
Стремлюсь теперь, сколь силы есть, сама —
Средь смеха вдруг не утонуть в слезах,
В слезах средь смеха не сойти с ума.
***
Живу сегодня, чтобы было завтра,
И – чтоб не растерять своё вчера,
Не обвинить судьбы своей соавтора
В неосторожном росчерке пера.
И жду далекий клёкот журавлей,
Надеясь, что в том клине будет место
Моей душе, сквозь бренную завесу
Когда взлетит она над пухом тополей.
***
Чем мне заполнить пустоту,
Что пропастью зияет
в срезе жизни?
И нет покоя,
И тихо я по-бабьи вою,
И, воздух ртом хватая на лету,
Несусь при жизни
К своей печальной тризне.
Всепоглощающий огонь
мне пал на долю.
Сама ступила я в него
собрав всю волю.
Тот жар мечты мои крушил,
Костра искрящие метели
Сжигали цели,
И укрощало пламя боль души.
На опустевшем пепелище
Я стала нищей.
Теперь я – оболочка, пепел, прах,
Молчат обугленные струны...
И кто сказал, что расставанье –
страх?!
* * *
Уходят молитвы
В холодную высь,
И слышится сверху:
«Мамульчик, держись!» |
|
неисчерпаемое горе, тяжесть потери самого дорогого на свете - сына,
открытое и страдающее материнское сердце...
Мужайтесь, Людмила Васильевна, живите за двоих,
Вы - сильная женщина!
Моё Вам уважение, а сыну - Царствие Небесное и Вечная память!