Старый дом, на Тверской, разбирали…
И в чуланчике, в хламе, в пыли…
Ребятишки, играя, соседские…
Чемодан, деревянный, нашли.
Утащили, на улицу, волоком…
…И открыв чемодан, на Тверской…
В нем, завернутый, в чистую тряпочку
Лежал кортик, военно-морской.
Рядом, писем лежат, треугольники…
Две стопы пожелтевших газет…
Словно жизнь – поднялась из забвения…
Из далеких, военных, тех лет.
У подъезда, усевшись на лавочку
Прочитали в газетах они…
Как подлодка, советская, «щука»
Воевала в далекие дни.
Как топила конвои и транспорты…
Как ходила по минным полям…
Как ночами дождливыми, темными
Жить мешала, чужим кораблям.
Как стояла, в засаде, однажды…
Обманула немецкий конвой
Потопила она транспорт важный
И отправилась тихо домой.
Но уйти с мелководья, не дали ей
Корабли, из охраны конвоя…
Не успела подлодка на грунте залечь
И уйти от неравного боя.
А край минного поля – эсминцы стоят…
Отрезая пути в глубину…
Лодка, тихо всплыла, капитан закурил…
Вспоминая детей и жену.
С папиросой, на палубу вышел…
Перед этим, старпому сказал:
«Уроню папиросу – уйдешь в глубину.»
И товарищу, руку пожал.
Абордажная группа – на шлюпках плыла…
И не знала, что лезет в капкан…
А на палубе, гордо, с улыбкой, стоял
Папиросу куря, капитан.
Отдадут семье письма и кортик…
Ну а сам я не буду тужить!
Воевать будет, лодка подводная…
Экипаж боевой – будет жить!
…И упала из рук папироса…
Он друзьям, улыбнулся, своим…
Вглубь нырнула, подводная лодка…
…И море сомкнулось над ним!
Подлодка же, в порт возвращаясь
Нырнув, под немецкий конвой
Край смерти, по минному полю
Прошла без ущерба домой…
…И дети, глаза вытирая…
В музей понесли – по Тверской…
Письма, стопки газет пожелтевших…
… И кортик, военно-морской!
Валерий Бузулучанин. |
