Ошалевший от ладана дьяк Кузьмич, в церковь призванный Божьей волею,
говорил, что поймём, что дано постичь той же волею, но не более.
Пусть ровны нами выбранные пути и биенья сердец размеренны -
мы пройдём только то, что дано пройти, сколько свыше убогим отмеряно.
Кому рай земной, а кому острог… кому – власть, кому – пытка дыбою…
Всё решает нам неизвестный Бог, слово чьё – нерушимой глыбою.
Пусть среди святых нет свободных мест – по капризу его (Богу – Богово),
он заставит людей возвести на крест и мессией признать убогого,
что живёт грошом подаяния, наготу прикрывая рубищем,
не истребует покаяния - воскресит в обозримом будущем.
Перед Смертью-жнецом раболепный страх растворится в молитвы шёпоте.
И под веры холщовый да рваный флаг встанут нищий и сборщик податей.
Вскроешь истины потаённой нерв, чтоб коснуться иглою разума -
вдруг незримой стеной на пути барьер, в продвиженье без виз отказано.
Над тобой небес молчаливых дрожь, под ногой – пасть голодной Вечности.
И молитвой Предвечного не проймёшь в яви дареной скоротечности.
Отчего же вновь в час ночных химер, с твердолобостью умалишённого,
как атлет с шестом силюсь взять барьер волей высшею запрещённого?
Напролом иду, не боясь беды – гнева божьего ветхозаветного:
ледоколом натужно кромсаю льды мне закрытого подзапретного.
Ангел меч занёс, бес оскалил клык, усмиряя пожар дерзания.
Но вгоняю свой разум на полный штык в каменистую почву знания.
Знаю – буду бит. И терзает страх быть жестоко наказанным без вины.
Отвернись Господь, Кришна иль Аллах… дай испить из Грааля Истины.
|