Стихотворения Андре Шенье. Переводы

Творчество французского поэта и публициста Андре Мари Шенье (Chеnier, 1762 – 1794), казненного якобинцами 9 термидора, за два дня до их падения, в послереволюционную эпоху было воспринято как романтическое и новаторское. В критике XIX в. А. Шенье приобрел репутацию поэта, изобретшего «новый способ подражания» в «изящных концепциях» («conceptions purement graсieuses») античной элегической культуры.
Через поэтический образ Эллады «византийский француз» не только выразил чувства человека просветительской предреволюционной поры, но и предвосхитил элегическую поэзию Нового времени. Идиллия Шенье с характерной для нее «наивной» патриархальностью «растворилась в огромном пространстве лиризма» всех тех, кто отверг «кодекс Буало» и наметил путь стирания границ между прозой и поэзией по образцу «прозаической поэмы» «Атала». Уже в наполеоновской и постнаполеоновской Франции в творчестве Виктории Бабуа (Elеgies maternelles, 1805), мадам Дюфренуа (Elеgies, 1807), Шарля Юбера Мильвуа (Elеgies, 1811) элегия противостояла дидактической поэзии. В 1820-е гг. поэтическая Франция оставалась преимущественно элегической и изданные в 1819 г. стихотворения А. Шенье обрели огромную популярность в период противоборства классицистической и романтической эстетик, поиска новых культурных и литературных источников для подражаний.
У казненного якобинцами поэта появились приверженцы и последователи. Критики заговорили о поэтах «школы Шенье». К этой школе относили элегическое творчество Марселины Деборд–Вальмор (Elеgies et romances, 1819; Еlеgies et Poеsies nouvelles, 1825), Шарля Луазона (Epitres et Elеgies, 1817), Альфонса де Ламартина (Mеditations, 1820; Nouvelles Mеditations, 1823), Альфреда де Виньи (стихотворения на античные сюжеты, 1822), Ульрика Гюттингера (Mеllanges poеtiques, 1825), Эдуарда Тюркети («Esquisses poеtiques», 1829), Шарля Огюстена де Сент–Бева (Poеsies de Joseph Delorme, 1829).
В сознание французских романтиков Шенье вошел в интерпретации первого издателя его сочинений Анри де Латуша как безвременно погибший элегический поэт, принесенный в жертву Молоху революции, символами которой стали террор, топор гильотины и кровожадная толпа. Романтики единодушно приписали Шенье новую тактику лирического «Я» и новый метод интерпретации древней мифологии в элегиях, буколиках и эклогах на манер Феокрита, Мосха, Биона и Вергилия. Хотя очевидной была принадлежность Шенье эпохе Просвещения, в облике поэта выделяли эллинские черты, среди которых называли искренность и чувствительность, якобы не свойственные и даже противоположные поэтике ХVIII столетия. Чувствительным романтическим поэтам «век разума» Вольтера, Бомарше и Дидро представлялся главным образом как  «время торжества холодного рассудка, изгоняющего воображение», «период безраздельного господства «жесткой» рационалистической эстетики» [4].
В начале ХIX в. мировоззренческие противоречия, социальная конкретика, оппозиционность и полемичность поэзии Шенье, вызвавшие активный отклик у русской интеллигенции, оставались за пределами внимания французских романтиков. Не вызвали сочувствия у них и вполне отчетливые в творчестве поэта революционной эпохи интонации политического негодования, занявшие место предреволюционного энтузиазма. Те стихотворения Шенье, в которых отразились полемические литературно-мировоззренческие тенденции просветительского времени, стали отчасти близки по духу только романтическим 1830-м гг. Но и тогда романтики не брали в расчет политические оды поэта революционной поры и игнорировали его гневные «Ямбы», и в целом творчество поэта, ставшего жертвой кровавой борьбы, воспринималось преимущественно в элегическом ключе как «луч света в темном царстве» рационализма. Для элегической поры намного важнее был тот факт, что  Шенье, как автор буколик, идиллий и элегий, ввел в сентименталистскую поэзию новый взгляд на древнюю мифологию, создал новый античный интертекст. Понятые им иначе, чем обычно, античные сюжеты отразили кризис современного сознания, вместившего и идиллическое сладострастие, и социальные противоречия, и характерный для постпросветительского времени дух агрессивной, революционно и «контрреволюционно» настроенной современности. В первые десятилетия XIX в. этот кризис сознания был воспринят преломленным в традиции романтической, что хорошо выразил Виктор Гюго, назвав Андре Шенье «романтиком среди классиков». Проще всего было бы отнести идиллию Шенье к жанру подражания эллинским поэтам, не заметив ни антиидиллических симптомов, ни «нарциссических миражей», свойственных всем значительным поэтам и особенно поэтам безвременья. Уже в пастушеском диалоге «Свобода» была подвергнута сомнению идиллия о «наивной прелести» древнего мира в духе школы Феокрита, и уютная, тихая, беззаботная патриархальность противопоставлена дерзкой, активной, свободолюбивой современности. Потому можно рассматривать стихотворение «Свобода» как мифопоэтическую иллюстрацию прощания Шенье с невинным византийским «детством» и эллинскими иллюзиями.

Романтики 1820-х гг. не увидели в творчестве А. Шенье торжества и вслед за ним крушения веры в утопические идеалы, но восхитились изобретенным им методом интуитивного прозрения, приемами лирической манифестации Я, способами выражения «самого искреннего чувства», передавшего «дыхание поэзии» Гомера. Тексты Шенье воспринимались как своеобразная поэтическая энциклопедия эллинской Греции. Из-за этой особенности идиллии Шенье ставили рядом с пасторалями С. Гесснера, в которых черпал вдохновение для своих «поэтических медитаций» А. де Ламартин. А. де Виньи, автор стихотворений «Симета» и «Дриада», написанных под впечатлением от Феокрита, по собственному признанию, вступил в «противоборство рифмачей и поэтов», не скрывая свой юношеский восторг перед элегической музой «византийского француза». Символико-риторический топос в буколике Шенье, который действительно напоминал переведенные в 1786 г. с немецкого языка пасторали швейцарского поэта Саломона Гесснера, составил основную текстуально-смысловую парадигму «античного вкуса», которым так восхищались романтики. Один из первых биографов А. Шенье отметил, что сам поэт для обозначения своих стихотворений употребил сокращенное слово Bucoliques, хотя уверенности нет в том, что он употребил бы это определение при публикации своих произведений. Но так как случай не предоставил ему возможность высказаться в пользу одного определения, было бы справедливым сохранить то, которое он употребил спонтанно. Позднее к стихотворениям Андре Шенье с буколическим интертекстом и мифологическим языком применяли термины «идиллия», «элегия» и «эклога». Как истинный поэт XVIII века, Шенье ориентируясь на античность, избрал в качестве образца для подражания главным образом древнегреческую и древнеримскую буколику, но не ограничился этим. Критики начала ХIX столетия  в «сладострастных песнях» французского поэта конца предыдущего века обнаружили, наряду с гомерическими образами, фрагменты из ученой поэзии Каллимаха (Tout mortel le soulage parler de ses maux…), мифопоэтические мотивы из Феокрита, Мосха и Биона.
(из статьи "Идиллия Андре Шенье: конфликт "наивной" патриархальности и "дерзкой" современности").