Предисловие: Поль Верлен. Перевод с французского... вольный... Былинки высохшей травы внимают ветра трелям,
И серебрится под светилом хвоя стройных елей.
Печальной тенью из сбежавших в сумрак снов покоя
Бредет поэт-изгнанник молчаливо вдоль прибоя.
Красавцы-савроматы гонят скот в луга, на побережье,
Удар кнута как выхлоп из орудья боевого прежний.
Поэту интересен этот грубый мир печали и любви,
Он жадно впитывает жизнь, своим дыханием ее обвив.
И погрузившись полностью в безбрежье бурных волн,
Идет навстречу ветру, сложных изощрений полн,
Седые волосы растрепаны, его нисколько не тревожит,
Что холод поселился в нем надежно и морозит кожу.
Глаза уж потеряли зоркость, он слепой наполовину,
Небрит, и на худых щеках седых волос щетина
В сознаньи повесть пишет о давно ушедших днях,
Когда в богатстве жил и в нищете страдал в страстях.
Все испытанья тяжкие на облик нищего поэта
Свой отпечаток наложили: помнится, гоним был светом.
Он в мире зависти и лжи живет без славы: жаль,
Но здесь все призрачно: любовь и радость, и печаль.
Я не стремлюсь к блистающим вершинам бойкого Олимпа,
Он не прельщает, я не променяю жребий свой на нимбы. |
Послесловие: Pensee du soir. Paul Verlaine
Couch; dans l’herbe pele et froide de l’exil,
Sous les ifs et les pins qu’argente le gresil,
Ou bien errant, semblable aux formes que suscite
Le reve, par l’horreur du paysage scythe,
Tandis qu’autour, pasteurs de troupeaux fabuleux,
S’effarouchent les blancs Barbares aux yeux bleus,
Le po;te de l’art d’Aimer, le tendre Ovide
Embrasse l’horizon d’un long regard avide
Et contemple la mer immense tristement.
Le cheveu pouss; rare et gris que le tourment
Des bises va melant sur le front qui se plisse,
L’habit troue livrant la chair au froid, complice,
Sous l’aigreur du sourcil tordu l’;il terne et las,
La barbe ;paisse, inculte et presque blanche, h;las
Tous ces t;moins qu’il faut d’un deuil expiatoire
Disent une sinistre et lamentable histoire
D’amour excessif, d’;pre envie et de fureur
Et quelque responsabilit; d’Empereur.
Ovide morne pense; Rome et puis encore ;
Rome que sa gloire illusoire d;core.
Or, J;sus! vous m’avez justement obscurci:
Mais n’;tant pas Ovide, au moins je suis ceci. |
