Дух живичный, как мирро с икон,
источают столетние стены.
Вкривь и вкось, изогнувшися в крены,
тени сбились у самых окон.
Дом мой вымыт и выскоблен пол,
печка пахнет побелкой и хлебом.
Свет, процеженный выцветшим небом,
через ситец ложится на стол.
А на нём лиловеет букет
в жёлтой крынке с водой из колодца.
Золотой паутинкою солнца,
в лепестках растворяется свет.
Я один, средь сплошной тишины –
между пышным убранством с портретом,
не бывает она в дому этом –
та, что смотрит в упор со стены.
Неуместными кажутся здесь
двух иконок ослепшие лики,
заменить бы пора в Пост Великий
на цветные, а эти вот – снесть
в богадельню, или к острогу.
Но, сквозь чёрную накипь елея,
проступают два лика, жалея
меня и мою недотрогу. |