7
В краткий миг улетучилась ярость и злость.
С запоздалым раскаяньем, сам чуть не плача,
я поднял старика, - тощий, кожа да кость, -
и поведал ему о своих неудачах.
Леший понял меня, ободрил, приласкал,
хоть ласкать-то, по правде, и не за что, вроде.
Я ему, как отцу, о себе рассказал
и прощенье просил у него при народе.
Даже рыжий палач прослезился и сник
и, топор уронив на дубовую плаху,
стал публично оплакивать прошлые дни,
разрывая пунцового цвета рубаху.
Тут и царь подошёл. Руку подал. Послал
за столетним вином молодых павианов
и, меня усадив в самом центре стола,
подозвал оробевшую дочь - Несмеяну.
Передав длинноухого в руки пажу,
доверительно что-то шепнув важной даме,
мне сказала принцесса с поклоном : - Бонжур.
И погиб я, пленённый большими глазами.
Соблюдая всегда и во всём этикет,
каждый занял ему отведённое место.
Наклонившись к царю, молвил леший-аскет : -
Эта пара - ну чем ни жених и невеста?
Как она хороша! Не беда, что бледна.
Посмотри, на щеках уж играет румянец,
будто к нам на мгновенье вернулась весна.
Пусть наш гость пригласит Несмеяну на танец.
Старый сводник, понизив до шёпота тон,
продолжал развивать эту мысль, увлекаясь,
но, заботой бесчисленных слуг окружён,
я дарил предпочтенье бутылке "Токая".
8
Утоление жажды - великий закон,
помиривший царей и столпов демократий.
В размышленьях таких наблюдаю тайком
за пленительным холмиком в вырезе платья.
Географию женского тела вполне
изучивший за долгие годы скитаний,
я-то знал, что холмы и ложбинки в цене,
пока молодость благоухает цветами.
Видно, в каждом мужчине живёт Дон-Жуан,
в этом я убеждаюсь всё снова и снова.
В голове созревает решительный план
обольщения в стиле а ля Казанова.
Беспощадна любовь, нестерпима ей фальшь
и, как пылкий юнец, ловелас и повеса,
лишь медвежий оркестр заиграл дивный вальс,
с грациозностью льва увлекаю принцессу.
Закружило меня, понесло сквозь века,
ослепило и бросило в вихре осеннем
и она, как тростинка, стройна и тонка,
полетела со мной, ускользающей тенью.
Лёгкой бабочкой, хрупким ночным мотыльком
возносилась на крыльях шелков невесомых
то близка и доступна, то вновь далеко
в своём замкнутом мире, чарующе-сонном.
Я на ухо шептал ей : - " Принцесса моя,
чем твои мне разрушить волшебные грёзы,
ведь прекрасным цветком в этих диких краях
ты надолго уснёшь с наступленьем морозов?"
А она отвечала : - "Так созданы мы
и природным законам должны подчиниться.
Во дворце, засыпая с приходом зимы,
каждый раз я мечтаю о летних зарницах.
Иногда в полудрёме мне слышится крик
птичьих стай или голос пастушьей свирели.
То подружки русалки, то леший старик
станут сказывать сказку под хохот метели.
Но безмолвен и пуст погрузившийся в сон
заколдованный замок в лесу заповедном.
Ты в него не войдёшь, ибо он обнесён
недоступной для взора стеною запретной."
|