Стучится в дверь уже который год
окрестных свах цыганистое племя,
и на обед столовские пельмени
не разгоняют шалый хоровод.
Воробышек, подтянутый до стерха,
стеснительно садясь наискосок,
волнуется и трёт седой висок.
Мне жаль его.
И, право, не до смеха,
когда приходится твердить на бис,
что для чужих закрыты даже окна,
и лучше под дождём на воле мокнуть,
чем с воробьём топить камины, плиз.
И отлеталась, и отщебетала
не райской птичкой в зарослях судьбины,
но не умею обходиться малым
и суррогатом заменять любимых. |