В такую ночь, когда луна
ясней сиять уже не в силах,
и колдовская тишина
былинку не качнёт на ниве
и, точно бисером под ней,
под нерестящейся луною
вода искрится все сильней
и упивается покоем,
спустился чёрный серафим,
укрылся в спальне в угол тёмный
и там всю ночь сидел один,
глаз не сводил с девицы сонной.
Она, раскинувшись, спала.
Луна ласкала груди нежно,
а на распахнутый халат
роняла тень листвы небрежно.
На прелесть девичью смотреть
всю ночь мешала тенью верба.
Эх, жаль! Рассвет... Пора лететь.
Вздохнул печальный житель неба. |