последний, одинокий катер
загнёт волну, будто страницу,
той книги, где мелькают даты,
стирая – лица.
ты помнишь, лодки у причала,
пустырь реки, пейзаж без листьев
и (на песке) следы: скучавших,
взлетевших чаек…
берег – в числах:
возможно древних математик,
забытых (напрочь) арифметик…
здесь кто-то знает сколько тратить,
чтоб нам оставить
дым и ветер.
и эти лодки…
а в закате,
как катет –
луч – обломок синий.
здесь кто-то знает сколько тратить,
даже на след авиалиний.
ту горстку звёзд, что он просыпет
(над парком), наречёшь ты: “вечер…”,
вздохнёшь и выдохнешь: “спасибо…” –
платить-то нечем.
грусть (над аллеей) излучает,
(свет в 40 ватт), луна кривая.
ты помнишь, лодки у причала:
они кивали
и соглашались с листопадом,
с распадом,
с тем, что улетало…
ты помнишь, лодки у причала:
их было мало.
их было мало. все без вёсел.
дымы села тянули руки
туда, где догорала осень
и гасли звуки.
туда, где обитает холод,
ржавеет лемех,
туда, где обретает голос
иное время.
огромная слеза залива
залила
блеском скорбь скворешен.
безбрежен –
листопада ливень!
безгрешен
лес – собранье трещин.
прощаясь, дождь на стёклах пишет,
поспешные (в помарках), письма.
пусть неразборчив
почерк
свыше:
понятны мысли:
всё о воде, той – безвозвратной
(о Немане, о Сене,
Ниле…).
там осенило
сколько тратить,
чтоб берега не влились
в мили.
состарит –
дали
ветер хладный…
а ночь темна,
томна,
тревожна…
река,
как время, горе, правда,
клинок без ножен!
кленовый
лист
падёт перчаткой
или (попроще) – кляксой света!
ты помнишь, лодки у причала?
они без лета
не нужны нам. они в раздоре:
друг с другом, с миром,
с нами тоже…
мечтавшие всегда о море
неосторожно,
теперь в цепях, глотают пену,
желают воли…
а кто-то, как главбух,
степенно,
листает волны.
вдоль берегов крутых, в песчаник,
склонятся ивы…
ты помнишь, лодки у причала:
как кружки в пиве
они толкались и звучали
печальней
чаек…
смотри, – их будто опечатки,
мы замечаем.
мы вдруг внимательно читаем,
всей жизни пьесу…
ты помнишь, лодки у причала?
их чаши – взвесят:
твой взгляд и краткий луч заката,
мой шёпот (думаю) навеки,
потом качнутся виновато,
как в той аптеке.
гляжу в тебя и повторяюсь,
но это “помнишь?”
и есть мой лермонтовский парус
в другую повесть.
там ты идёшь, прикрыв глазами,
паденье
платья.
и кто-то, звёзды нарезая,
мне шепчет: “хватит!
не объявляй ты ночь и губы,
и её тело,
ведь неуместны больше буквы
на этом белом.
нас обучало,
обручало,
жалело время…
ты помнишь, лодки у причала?
был свет просеян
сквозь решето далёкой рощи
(там вечно гаснет),
лишь волны: лгут,
идут
и ропщут,
и берег красят,
верней, пытаются… но берег,
всё тот же – жолтый.
и лодкам не открыть америк:
их курс – зачёркнут.
великая слеза залива
скатилась
в осень.
река, прощаясь у обрыва,
надменно, бросит:
“что, эти лодки у причала?
что, пена волн без Афродиты?
что, пароход, где “непечатно”,
гудок пошлёт тебя: “иди ты…”
на нём ты никому не нужен!
проходит мимо!
забудь!
смотри!
вдыхай (поглубже)
весь воздух мира!
полуночный последний катер
буксирует “тире” простое
и воды мнёт, как локоть скатерть
в конце застолья.
полуночный последний катер…
откуда он? к кому, с ворчаньем,
торопится по водной глади?
зачем вторгается в молчанье?
полуночный последний катер
(возможно нового Харона)
идёт во тьму, где нет богатых,
есть – миллионы.
полуночный последний катер…
по Неману?
по Нилу?
Сене?
здесь кто-то знает сколько тратить,
чтобы отметить Воскресенье.
полуночный последний катер
слегка на бакены косится…
здесь кто-то знает сколько тратить,
чтоб ты не ехал “заграницу”.
полуночный последний катер
строчит цитатами “из Канта”.
здесь кто-то знает сколько тратить
на всех (до атома, до кванта).
полуночный последний катер
смолкает, слившись с темнотою.
здесь кто-то знает сколько тратить.
(Мы с ним торгуемся
порою)
P. S.
ты помнишь лодки у причала?
есть что-то грустное навечно
в их бесконечном
обещанье
уплыть далече… |
