«Omnia nuda et aperta sunt ante oculis Eius»*(Евр. 4:13)*
“Мне рукоплещет Вечный Рим.
Я - раб.
Хоть жизнь раба не сладка,
Мой дух в борьбе непобедим.
И я спокоен перед схваткой.
Вся знать собралась на бои.
Раскалена арена зноем.
Встаёт проконсул Флавий
И даёт небрежно знак рукою.
Проконсул произносит речь
Перед началом схватки близкой.
В моей руке короткий меч
И щит из бронзы киммерикской**.
А в ложе с ним его жена.
Он кончил речь. Садится рядом.
Супруга сквозь бокал вина
Меня оценивает взглядом.
Всё в этом взоре: и намёк,
И зов, и страстность, и желанье.
Как подтвержденье обещанья,
Ко мне летит её платок...”
Жара. Я мокрая, как губка. Настойчиво жужжит звонок. Но я не поднимаю трубку, я знаю, кто б звонить мне мог. Глотнула сок лимона кислый, пытаясь сохранить покой. Нет ни одной разумной мысли. Конец июля... Дикий зной. Я будто вижу, в нетерпеньи он шнур рукою теребит. Я на диване, маюсь ленью. Чуть слышно радио звучит. Всё ж наклоняюсь к телефону. Спокойно трубку подняла: “Алло! Ах, это ты мне звонишь? Привет! Ну как твои дела?..”
“Цирк стих. Уж замер первый ряд.
А нервы будто арфы струны.
И только зайчики блестят
От шлема на его трибунах.
Остановило время бег...
Навстречу, словно зверь, из клети
Выходит двухметровый негр
С трезубцем и блестящей сетью.
Во мне волной поднялась злость
К врагу, готовому сразиться.
А тело сразу напряглось
От страха, что внутри таится.
Я вижу хищный взгляд очей.
В них холод и расчёт убийцы.
Поток сверкающих ячей
Направлен мне рукой нубийца...”
“Что ты сказал?. Мне слышно плохо.” - с комода зеркало взяла, подправила развитый локон - “Теперь конечно поняла.” - и дальше тоном безразличным - “Нет. Не могу. Я занята... Ну, знаешь, это очень лично. Ой! У меня горит плита! Ты подожди... Да нет, не стоит.” - и, посмотрев на жёлтый сок, я подняла стакан рукою и снова сделала глоток...
“Сеть, словно молния летит.
Но, отскочив и сжавши зубы,
Я уклонился от сети
И отразил щитом трезубец.
И делаю бросок в ответ,
Но выпад, видно, неудачен.
А он успел собрать всю сеть,
Чем осложнил мою задачу.
Я вновь не расчитал прыжок
И мне мгновенья не хватило.
А он зубцом мой ранил бок
И я уже теряю силы.
Но резко делаю нырок,
Подняв свой щит над головою,
И слышу как он дико воет
И падает спиной в песок...”
Стремлюсь изобразить вниманье, чтоб он претензий не имел. На тумбочке лежит вязанье - “Так что ты мне сказать хотел?... Ах, почитать. Ну что ж. Готова. Я слушаю тебя. Давай!.. Прости... Не поняла ни слова. Ну, всё равно, ещё читай...”
“С мечом в груди и весь в крови
Нубиец, сжав рукою вилы,
Рывком бросает в воздух
И вонзает их мне в спину с силой.
То был предательский бросок.
И, поражённый острой болью,
Я тоже падаю в песок
На чёрный труп врага невольно...
Я, умирая, понял вдруг,
Уже не слыша крик народа,
Что он мне был не враг, а друг
И смертью мне дарил свободу.
И я в конвульсиях дрожу.
Смятенье, кровь и запах тлена
Меня объяли. Я лежу
Теряя жизнь окровавленный...”
“Ну что ж. По моему не плохо... А что услышать ты хотел?”- глотнула из стакана сока - “Да у меня тут масса дел... Когда приду? Ну я не знаю. Всё суета, да суета...” - и я задумчиво ласкаю по спинке своего кота...
“Последнее, что вижу я:
Она взглянула на прощанье
И отвернулась от меня
Со вздохом разочарованья...”
“Что ж, больше мне уже не встать.
И не нужны любовь и слава...
Рука сжимает рукоять меча
И ком платка кровавый.”
Лениво трубку опускаю. И, делая ещё глоток, вдруг в старом кресле замечаю измятый носовой платок... |
