Он хотел, чтобы его запомнили молодым:
в длинном чёрном плаще из кожи
и в ошейнике с шипами весьма сомнительного предназначения.
В этом воспоминании он бы пел тяжёлый металл на сцене, окутанной белым дымом.
Группа, обязательно, была бы в первом своем составе:
безбашенный барабанщик, гитарист-романтик и клавишник.
Просто клавишник.
Лучший друг.
Он хотел бы остаться в памяти портретом с первой афиши:
высоким парнем с задорной улыбкой и хитрыми глазами.
Он точно не хотел, чтобы его знали завсегдатаем баров,
устраивающим погромы каждую пятницу.
Он бы хотел заставить слушателей на концертах наслаждаться музыкой,
не догадываясь, что тексты песен написаны в результате общения с Высшим Разумом
посредством порошка и, как в классике, стодолларовой купюры.
Последний факт день от дня скрывать становилось всё сложнее.
Однажды, июльским вечером, он сидел на скамейке в парке
и смотрел на закатное солнце между ветвями.
Он был не один.
В какой-то момент его серый, бесцветный мир, освещённый лишь огнями прожекторов,
окрасился золотом и потеплел, будто снова стало не всё равно.
Да, он хотел, чтобы его, непременно, запомнили молодым,
а когда передумал,
было уже поздно. |