Река порой смывала берега,
Меняла направления теченья,
И в шутку отражала облака,
Законы постигая отраженья.
И сравнивала свойство глубины -
Затягивать во внутрь, словно в лету,
С эффектом упомянутым, иным, -
Наружу отражающим предметы.
И находила, что эффект зеркал
Из всех явлений кажется важнейшим
Для тех, кто сам по сути - идеал,
То есть для рек, и вообще - для женщин.
И к зеркалу нацелилась бежать,
Чем здесь, бесславно меж морей метаться,
Познавшая искусство отражать,
Сама теперь хотела отражаться.
Узреть себя, как видит этот дом,
Прибрежный, одинокий, неустанно
Вбирающий во глубину око'н
Изгибы и мыски речного стана.
И этот дом совсем не возражал,
И я, лежащий в доме на диване,
И сам диван протест не выражал,
И зеркало в резной картинной раме,
Стол вжался в угол, но не возражал,
И книжный шкаф на выходе из спальни,
И дверь, что я открытою держал,
Распахнутые форточки и ставни,
Трава в саду покорно улеглась,
И, в общем, ничего не возражало,
Когда река к порогу подкралась,
И внутрь ненароком забежала.
Дом превратился в бухту до весны.
Идиллия. И комната помыта.
Особенно в том месте у стены,
Где рама вместе с зеркалом прибита.
И сырость, возведённая в квадрат
Сеченья однокомнатного дома,
Для нас являлась свежестью, стократ
Помноженной на стоимость кондома.
Влекла кораблик мой, несла вода,
В пучины сопредельные с нирваной,
И хлюпали скрипучие борта,
Покрытые обивкою диванной.
Проваливаясь в плен журчащих вод,
Попутно постигая смысл речи,
В уме предполагал я перевод
С журчащего - на некий человечий.
Под шелест волн и мятых простыней
Казалось, - речка шепчет, как боится
В просторах океанов и морей
Бесследно затеряться, раствориться.
Ещё о голубой своей крови,
О чистом совершенстве толковала,
Но слов о человеческой любви
Сквозь шум расслышать мне не удавалось.
И лишь одно коварное стекло
Те речи пониманием встречало.
Ему моя блудница, как на зло,
Взаимным отраженьем отвечала.
Уж волочили дни, как бурлаки,
Сюда Весну, что их завербовала.
И таяла привязанность реки,
Всё более вода охладевала.
Поэтому никто, ни я, ни дом,
Ни мебель, перечисленная выше,
Никто, признаться, не был удивлён,
Однажды не застав её под крышей.
Всё высохло. У зеркала, один,
Я кликал, но не видел больше реку,
Из тёмных амальгамовых глубин
Текущую навстречу человеку.
Казалось, только шелест долетал
Далёкий, что негромко и тоскливо
Ложился мне на слух, и оседал,
Как пена на песке после отлива. |