Я было впал в уныние мирское.
Удары сыпались направо и налево.
- Иди топись и ляг на дно морское, -
Шептали дьяволы мне в душу неумело.
В слезах забравшись на гранит утеса,
Отвесность оценив, гляжу бесстрашно,
На ласковую гладь речного плеса.
И я готов прыжок мой бесшабашный,
С молитвой громкой, обращенной небу,
Перетащить в желанный суицид...
Мой добрый брат, ползет за мной по следу,
С глазами черными как антрацит.
- Зачем, зачем, - туманы раздирая,
Кричит во тьму несчастный пилигрим,
- тебе готовили мы долго кущи рая,
А ты, босяк, предательством раним,
Оставить нас, на радость злобы горя,
Отдать в объятия проклятых вешних сил,
Готов. Продуктом горькой соли,
Поступком сим, ты нас заполонил...
И воды вторили словам увещеваний:
- Одумайся, пока не поздно, бард.
Не дело, за капризами страданий,
На откуп злу свой разум отдавать.
Пускай душа твоя, воздушной синей птицей
Летит в лазури неущербных дней,
Туда, где по ночам девице снится,
Что ты становишься красивей и мудрей.
И может быть в распахнутых объятьях,
Душа твоя согреется весной,
И голосом давно забытых братьев,
Прошепчет тополь: - не тужи, родной.
Иди туда, где травы летней славой,
Тебе разложат мягкую постель.
И примешь ты любовь своей державы,
В последнем крике, что подарит коростель. |
Явилось испытание души!
Так трепетно ж и сладостно дыши!
И слушай пилигримов наставленье!