Место: где-то между мирами.
Каменная скамья, дерево, не имеющее тени.
В центре — лист бумаги со стихотворением «Я возражаю!»
ИЕРЕМИЯ
(пристально вчитываясь)
— Он взывал. Как я взывал. Болью.
Говорил: «Вы умерщвляете за Веру…»
Это же мои слова — только позже.
Я говорил: «На устах их — храм, а в руках их — меч».
И они не слышали.
Теперь — не слышат его.
ТОЛСТОЙ
(медленно, почти с отвращением)
— Потому что не хотят слышать.
Они хотят культа.
Формы.
Обряда.
Но не истины.
Он прав: «Один есть Храм — то ваши души».
И если храм внутри разрушен — никакие кресты не спасут.
Ни купола, ни батюшки. Ни «Христос Воскресе».
СОКРАТ
(весело и колко)
— А может, он просто злится?
Ведь что такое «возрождаюсь»?
Что такое «возражаю»?
Он играет словами. Значит, не всё потеряно.
Он всё ещё философ.
А философ, друг мой, не теряет иронию — даже в аду.
ИЕРЕМИЯ
(жестко)
— Нет здесь иронии.
Здесь — приговор.
Он говорит: «Долой роддомы, стройте МОРГи».
Он чувствует: жизнь обезумела.
Рождение — больше не радость.
Он, как и я, хочет разрушения — не из злобы, а чтобы расчистить место под правду.
ТОЛСТОЙ
(пристально)
— А правду слышат только те, кто прошёл внутренний суд.
Он требует суда — не небесного, а совестного:
«Давайте думайте сейчас. Меня вам скоро не дождаться».
Звучит — как проповедь.
Как моя последняя исповедь.
Только с акцентом XXI века.
СОКРАТ
(наклоняется к листу)
— А вот это мне по вкусу:
«Не позволяй душе лениться».
Знаменитая строка. Заболоцкий, если не ошибаюсь.
Цитирует — не случайно. Не из украшения.
А как корень, как память, как сигнал.
Он зовёт не к труду рук, а к труду души.
(улыбаясь)
Хоть вы, Лев Николаевич, предпочитали каяться, а я — сомневаться,
в этом мы едины: душа — не может быть праздной.
Ведь и вы, и я учили: думай.
Вслушивайся.
Не сдавай душу толпе.
ТОЛСТОЙ
(горько)
— А он говорит: «Не на толпу, не для меня. Вы не излечите планиду…»
Значит, он понял главное.
Покаяние — не спектакль.
Не праздник.
Не светлая Пасха с сервизом.
А труд. Без зрителей. Внутри.
ИЕРЕМИЯ
(устало)
— Он одинок.
Как и я был.
Когда кричал: «И будет голос мой как рык льва…» —
Но лев рычал в пустоту.
И он рычит тоже.
«Я — Бог, но не филантроп».
СОКРАТ
(вдруг серьёзно)
— Но он оставляет шанс.
Парадоксально — в этом отречении есть надежда.
Он не ушёл.
Он ждёт.
Он просто больше не делает за людей их выбор.
ВСЕ ТРОЕ
(вслух, медленно)
— «Я возражаю возрождаться — пока никто не хочет оживить собственную душу».
(Тишина. Ветер. С дерева падает невидимый плод — и исчезает).
Мысленный диспут, как если бы Сократ, Иеремия и Толстой встретились и обсудили стихотворение Алексея Осидака
"Я возражаю!"
https://fabulae.ru/poems_b.php?id=593269
С теплом души!