Трудно жилось после войны, но... и
легко. Иначе не скажешь. Люди себя чувствовали в кулаке едином. Бывало соберутся все вместе на праздник: родственники, соседи, дети, взрослые и поют! На столе тазик винегрета, солёные огурцы, картоха да наливочка из рябины. Всё. А люди счастливы и поют, да так слаженно, что до слёз. Простодушный был народ, доверчивый.А после войны какая радость-то ещё нам улыбнулась: церкви открылись! Вот хочу сказать: сколько же выдержала наша многострадальная Родина, сколько потерпела скорбей да издевательств! Не счесть. А всё держится Матушка Святая Русь, всё на своих ногах, всё не сгибается. На Вере она держится, держалась и будет держаться. А сохранил эту Веру в Бога простой русский народ. И как же он страдал, когда не было церквей! Но, Слава Богу за всё, и вот после войны начали потихоньку они открываться. Когда в тридцатых годах взорвали тысячи церквей, да священников расстреливали практически каждого первого – худо было народу, очень худо, но выстояли! Большевики тогда совсем головы потеряли от безумств своих, и просто не сомневались, что народ может прожить без Бога. Это как же? Нешто без Бога- то жить можно? Однако у большевиков этих, видно, и мозги лукавый отобрал, да и крутил их пустыми головами как хотел.
Но народ русский – он иной,и без Бога не может существовать. Главная штука: Россия- то Божия страна! Вот в чём ответ. Успех русского народа для всех времен один: твердая вера в Господа Нашего Иисуса Христа, благословляющего справедливую брань! Успех православного человека в осознание долга перед Богом и Родиной и это источник неисчерпаемый, источник Веры. Ну как нас победить, когда мы с БОГОМ?! Да не будет такого.
И когда в 1943 был избран Патриарх Московский и Всея Руси Сергий, народ православный вздохнул полегче, и стало совершенно ясно: Победа будет за нами, ибо с нами — все святые, в земле Российской просиявшие во главе с Хозяйкой дома нашего — Пресвятой Богородицей. Это войско несокрушимо никем и ничем. Любой посягатель на дом Её будет неизбежно разгромлен. Он и был разгромлен.
В то время, исстрадавшийся без духовного окормления народ, просто побежал в Храмы, как никогда. Батюшки работали день и ночь: причащали, исповедовали, крестили, отпевали… Как на ногах держались- только Богу известно. Видно Ангелы поддерживали с двух сторон.
Вот и в маленьком сибирском городке Кольчугино была открыта Покровская церковь, а недалеко, в подвальчике кирпичного двухэтажного дома жил старец. Глаза его тогда уже совсем плохо видели, и прислуживала ему ссыльная, звания монашеского, звали Августа. Старца же величали отец Сергий. Старцем нельзя кого-то назначить, старца нельзя выбрать. Это тот человек, который невидимым для людей, но видимым для Бога, неявным образом, собирает вокруг себя сотни людей для духовного окормления. В нём дар Божий, который даётся только Господом и только избранным.
К тому времени, о каком пойдёт речь, старец был уже слепеньким и передвигался только по маленькой комнатке своей. Кто он был: священник, монах, или просто сильный молитвенник известно только Богу. Народ же православный узнал его особенно перед началом войны, во время войны и после, а что было в тридцатых годах, и чем он занимался, знает Господь. Люди воспринимали его таким, каким он был в настоящее для них время.
Однако, чтобы знать столько молитв, сколько знал он, чтобы уметь совершать церковные службы, таинства и обряды, как умел он, ещё будучи зрячим, чтобы быть духовно образованным, каким образованным был он, – надо было пройти серьёзное обучение. И как повезло нам всем, что до недавнего времени ещё живы были люди, которые рассказывали о нём! Живы ещё дети тех, которые лично общались со старцем, и были им излечены от многих болезней, были обучены молитвам и песнопениям псалтыря, и могут с подлинностью сказать, что был на земле такой чистый Божий молитвенник, Слава Богу за всё!
Говорили, будто до революции и уж точно, до колхозов, убежал старец, а тогда просто юноша Сергей, со своей свадьбы, сказав такие слова невесте: "Прости меня раба Божия, я принадлежу только Господу Нашему Иисусу Христу." Говорили, что ушёл он тогда в Киев в святые места, и всё это время был там, в каком то монастыре. А вот из Киева вернулся он в Сибирь (пешком!) аккурат перед войной.
Сказывали, что пришли его однажды арестовывать. По доносу конечно. Он сидит на сундучке и молится, а милиционер рыскает по всей квартире. Мимо сундука проходит, и не видит старца. Вот как! А хозяюшка, у которой дело это происходило, чуть не померла со страху. Тогда ведь и посадить могли за укрытие проповедующих Христа!
Уходит милиционер. Хозяйка к старцу: "Как ты, батюшка скрылся, не пойму?" Старец отвечает:"Меня Господь Своей Пеленой укрыл! Читал я непрестанно молитву Иисусову, и ты раба Божия, всегда её читай, так и спасёшься." Он всех называл "раба Божия". А однажды пришла к нему супруга священника, и накричала:
- Ты, - говорит,- кто таков, что к тебе за благословением идут? Мой муж священник, что вокруг тебя все крутятся?
Старец молчал, и только молился. А позже пришёл к нему этот священник, супруг кричащей, да и в ноги: "Прости, - говорил, - прости ты её, тёмную, ведь не знает на кого кричит." Старец поднял священника с колен, и успокоил молитвой... Он был посланным от Бога, и совсем ни все это понимали. Жилья у него своего никогда не было, где его примут, там и останавливался. Основным занятием старца была проповедь и песнопения церковные. Проповедовал он Святое Евангелие, которое знал наизусть. Живя в миру, он, по сути, вёл монашеский образ жизни, творил не одну сотню Иисусовых и Богородичных молитв в день, не было у него ни дома, ни лишней одежды, ни еды, ни денег. Что Бог пошлёт, то и ладно! Не имея ничего своего, он ни чём не нуждался. Когда в сибирские морозы ходил он из деревни в деревню в одном тонком пальто, народ его спрашивал: "Не замёрзнешь?", а он отвечал смиренно:" Меня молитва греет."
Поражало это всех людей, поражала его тихость, интеллигентность, внутренняя чистота, и необычайная прозорливость. Да всё в нём было загадочно и многое непонятно. Говорили, к примеру, что мог он умыться кипятком из самовара… и никогда не ошпарился, спал на голой сетке кровати, едва прикрытой лёгким покрывальцем. Молился долго по ночам. На службу за тридцать вёрст шёл пешком. И в дождь и в мороз. А ел очень мало, поест немного хлебушка, водой запьёт, и ладно. Мяса не ел с самых детских лет, сестра его старшая, Евдокия, (у которой жил он до революции ещё мальчиком) рассказывала, что в среду и пяток он молока не пил из материнской груди, а только водичку из соски.
Однажды, до войны ещё, случай такой получился: зашёл он в один дом,а был пост. Возьми та хозяйка, к которой пришли, да забели суп молочком, и поставь перед старцем. Отец Сергий и бровью не повёл. Баба тут же спохватилась, да начала просить прощение. А старец успокоил её и суп съел, сказав, что не грех это. Сказал, что доведётся прийти если кому в дом, где постов не соблюдают, так всё ешь что подадут.
"Кушай,- говорит,- не оговаривайся, ибо не грех это. Грех человека обидеть. Людей надо любить и уважать, только Бог знает что в душе человека!" Говорил, что детей малых нельзя постом изнурять, они же учатся, им силы нужны, говорил, что кричать нельзя никогда и ни на кого, и главное всем прощать обиды, и не злиться. Зло, это только от лукавого, говорил старец. Если просили помолиться о больном, стоял на коленях всю ночь и молился. Утром человек выздоравливал.
А пел как! Голос, говорили, был у него ангельский. Люди заслушивались. Очень любил петь про Крест. В то время кресты то прятали. Одно то, что человек крест на себя возлагал уже считалось вызовом, предательством нашей советской действительности и коммунистической партии. Боялись люди. Не носили открыто. Вот и песня сочинилась:
Хранитель Бог хранил и берёг меня бедного в мире лукавых,
А я жалкий слепец позабыл, что Отец дал на царство мне вечное право.
Это право я взял и его променял на широкий простор и раздолье.
А я – в мире в гостях, день и ночь на пирах упивалось моё самоволье.
Только грусть и тоска, как от гроба доска, мне на сердце без спроса ложилась.
Убежать от тоски – все пути далеки, если в сердце она поселилась.
А Святыня – она нам, как манна дана Главным Странником здешней пустыни.
Если голод нас ест, то за то, что мы Крест перестали считать за святыню…
Люди после этой песни плакали. Так старец пел её душевно. Он то свой крест никогда не прятал. Открыто ходил с крестом, с чётками, а в руках всегда держал Евангелие, проповедуя Слово Божие. Никого не боялся. Говорил тихо, но с убеждением. Очень уважал людей, но если начинались пересуды, или праздные разговоры, старец либо уходил, либо начинал потихоньку молиться. Говорил только о Боге, и пел молитвы и псалмы. Говорил часто загадками и притчами. Одной девушке, которая очень была на язык остра, тихонько сказал: "Тебе бы раба Божия, водички в рот набрать, да глаза завязать!" Потом она уж выросла когда поняла, что нельзя много пустословить, нельзя завидовать и осуждать пуще того нельзя!
А другой сказал, глядя на простенькое её платьице: " Хорошая у тебя одёжка, ладная." Та девочка растерялась, да и отвечает:"Старенькое платьице на мне." "Нет,- говорит,- хорошая одёжка!" Уж потом разобрались, что имел ввиду старец воспитание девушки, а она была тихая, да скромная и молилась много, вот и одёжка вам!
А молилась- то она, чтобы батя с войны вернулся. Читала по 40 раз ежедневно "Отче наш!" А когда вернулся отец её, старец опять в том доме оказался, и говорит солдату: "Вот, раб Божий, по молитвам своей дочери ты и вернулся живым". А откуда знал? Так вот знал значит!
Наверное и не счесть сколько таинств связано с именем старца. Да… В войну много к нему заходило солдаток, ждавших мужей с войны, и даже те, кто похоронки получил заходили, ведь надежда на Бога всегда остаётся! Спрашивали у старца о своих родных и близких. Вот он глаза закроет, задумается, а потом скажет:
- Жив твой Иван, раба Божия, в госпитале сейчас.
И даже город называл, где солдат тот лечился. Другой же скажет:
- Не вижу твоего среди живых.
Третьей:
- В плену твой Павел, далеко далеко, но вернётся. Там много умирают, а Павел вернётся.
Вот как видел всё. А Павел тот точно вернулся и был он в плену в Австрии. Далеко от Сибири конечно!
Сказывали, что часто ночами стоял на коленях и молился за тех, кто на фронте, за Победу нашу молился, чтобы война быстрее закончилась. На фронте была и его племянница, Таня, дочка старшей сестры. И вот когда с фронта-то она вернулась,собралась родня, и старца Сергия позвали, а он и спрашивает:
- Есть ли ранения у тебя, раба
И будь проклята война!
Только сейчас, непосредственно видя происходящее и думая о нём, понимаешь всю преступность войны и её страшное, звериное лицо!
При это сами провоцирующие и затевающие войну и призывающие на фронта лицемерные подонки с детьми отсиживались и отсиживаются по тылам, по заграницам да за своими законами.