В жизни артистки было много того, что сейчас модно называть «мистическим». Скорее всего, это конечно, были совпадения, но Ирина Мирошниченко часто говорила о них и в кругу знакомых, и когда давала интервью журналистам.
Знаменитость Ирины Петровны словно была предугадана её матерью. Роды пришлись на ночь, и когда малышка благополучно появилась на свет, на небе неожиданно засияла яркая звезда. Увидев её, Екатерина Антоновна, молодая мама, про себя загадала, что девочка непременно должна стать звездой. Чего? Она не думала. Звездой кино, театра или же популярность могли принести живопись, литература, танцы – неважно. Узнала же актриса об этом довольно поздно. Она уже была знаменита и любима зрителями, когда мама раскрыла ей этот секрет. «А почему же ты об этом не рассказала мне, когда я училась?» ‒ удивилась Ирина Петровна. «Чтобы ты оставалась скромной», ‒ был ответ.
Вообще, скромность была главной чертой характера всех челнов семьи. Скромность и радушие. Жили в коммунальной квартире, в комнате 9 квадратных метров вчетвером, а с ними ещё два питомца – кот и собака. И ничего! – всё это казалось нормальным. По воскресеньям Екатерина Антоновна пекла пирожки не на квартиру – на весь дом! И это тоже расценивалось как обычное явление и воспринималось детьми как само собой разумеющееся. О «звёздности» на тот момент будущая артистка театра и кино не думала.
И отец, и мать Ирины Петровны были наделены музыкальным слухом. Екатерина Антоновна играла на гитаре и прекрасно пела, а Петр Исаевич мог подобрать на слух любое произведение, поэтому им очень хотелось, чтобы дочь получила музыкальное образование. Когда девочку привели в музыкальную школу, директор, увидел, что у неё очень красивые и длинные пальцы. «Тебе надо играть на арфе», ‒ сказал он. «Не хочу», ‒ воспротивилась Ирина. «Почему?» ‒ искренне удивился директор. «У нас комната девять метров, ‒ рассудительно ответила девочка, ‒ какая арфа? Она же там не поместится! Я буду учиться играть на самом маленьком инструменте».
Так выбор пал на скрипку. Овладеть ею до конца Ирине Мирошниченко так и не удалось. Руки упорно не хотели держать скрипичный смычок, который был намного длиннее самого инструмента. Но как-то раз в одном из фильмов ей выпала роль скрипачки. По сюжету она входила в оркестровую яму и исполняла там произведение. Совершенно неожиданно, при взгляде на профессиональных музыкантов, ей подумалось, что если бы не актерская карьера, она так бы и могла бы сидеть и играть в оркестровой яме всю жизнь. И вот тут-то артистка вспомнила, как смычок от скрипки постоянно выпадал из её детских рук. Словно на небесах уже решили, что звезда Ирины Петровны взойдет не на поприще музыки.
После окончания школы она подала документы в два заведения, что в советское время само по себе было очень сложным. Так как Мирошниченко прошла курсы иностранного языка и практически свободно говорила на французском, она подала заявление в ин’яз и в школу-студию МХАТ. «Куда-нибудь, да возьмут», ‒ решила тогда она. «Чем-нибудь» всё-таки оказался МХАТ. Знание французского ей, впрочем, ещё понадобилось, и не раз. Выезжая за границу, она в отличие от других, никогда не пользовалась услугами переводчиков, предпочитая общаться и решать вопросы самостоятельно.
После окончания школы-студии, Мирошниченко осталась работать в театре. Однако играть в кино театральным артистам разрешалось исключительно… в свободное от работы время.
- Как будто игра на сцене и игра в кино – это разные вещи! ‒ смеялась каждый раз актриса, когда «в свободное время» ездила на репетиции на «Мосфильм», ‒ что тут, что там из человека выжимали всё!
Так что «свободное от работы время», каким бы парадоксальным это не выглядело, было куда более занятым по сравнению с театральной деятельностью.
Однако самым сложным актриса считала не съёмки, а умение перевоплощаться буквально на ходу. Чаще всего это касалось фильмов на военную тему. Так, когда начались съёмки картины «Пришёл солдат с фронта», и Ирине Петровне дали роль, она увидела, что в массовках заняты люди далеко не артистического круга. Это были простые деревенские женщины, многие из которых пережили войну и знали о её ужасах не понаслышке. Когда актриса оказалась вместе с ними в кадре, она вдруг поняла, что главная её задача – это не сыграть роль, а суметь слиться с этой массой женщин. Суметь думать как они, чувствовать как они. Иными словами, ей надо было быть с этими женщинами единым целым. В тот момент Мирошниченко поняла, что самым ценным было не её звание артистки и не то, что у неё был диплом МХАТовской студии, а то, насколько быстро она сумела бы проникнуться этим духом, этой жизнью, этими тяжелыми бытовыми условиями. Правдоподобность игры заключалась не в тех навыках и знаниях, которые у неё уже были, а в том, сумела бы она поставить себя на место этих женщин и ощутить горе потерь, которое ощущали эти далекие от киноискусства самые обычные деревенские жители.
Это было непросто, потому что в Москве ей приходилось общаться в кругу образованных и интеллигентных коллег. А тут в её окружении оказались люди, которые знали, что такое голод, холод, беда.
Больше всего артистку поразила сердечность сельских жителей – то, чего порой ей так не хватало в Москве. Они приносили Ирине Петровне молоко, сыр собственного производства, хлеб, куриные яйца. «Нигде более, ‒ вспоминала потом артистка, ‒ мне не приходилось сталкиваться с таким добросердечием, с такой любовью и пониманием». Люди, среди которых она оказалась, по-своему жалели её. Худенькая и светловолосая, артистка вызывала у них сочувствие, и они наперебой старались накормить её. «Мы войну пережили, ‒ говорили они, многое можем и перетерпеть, и вынести, ‒ а тебе, молоденькой, работать надо".
‒ Как будто трудиться на съёмочной площадке было тяжелее, чем пережить военное лихолетье! ‒ удивлялась позднее артистка.
Кстати, когда в 2020 году театр закрыли из-за пандемии, она вспомнила о том, что даже во время войны театр не закрывался. За несколько часов до последнего спектакля, который был поставлен в репертуар перед закрытием, ей стало плохо. «Отменить спектакль – и дело с концом», ‒ говорили в театре. Всё равно на завтра все спектакли уже сняты с репертуара. Подумаешь, не сыграем последний!»
‒ Нет, не подумаешь, - сказала Ирина Петровна, ‒ и через силу пошла в гримерную. – Театр – это жизнь. А жизнь нельзя отменить.
