Паровоз Л 0818
Тяжелый паровоз, что уж говорить! Но на то он и грузовой! Выпускался уже после Великой Отечественной войны, начиная с 1945 по 1957 годы. Эксплуатировать его можно было на всей сети железных дорог, и за это создателям машины — конструктору Лебедянскому и академику Сыромятникову — вручили Сталинскую премию. Кроме того, Л 0818 являлся самым экономичным паровозом: его КПД составляло 9,3%, в то время как КПД остальных машин было не более 7%. Так мало? - спросит кто-то из вас. - Да, так мало. Разгони попробуй такую машину до скорости 80 км/ч !
Паровоз СУ-251
Завод «Красное Сормово», который находится в Нижнем Новгороде, что только не выпускал! И корабли, и танки, и снаряды, и подводные лодки, и сухогрузы… Мало найдётся заводов, у которых перечень выпускаемой продукции может быть таким большим. В 70-х годах XIX века этот перечень пополнился выпуском рельс, колесных пар, вагонов. В 1896 году на «Красном Сормове» стали производить паровозы. В 1956 году строительство паровозов прекратилось, т.к. им на смену пришли тепловозы и электровозы. Но 60 лет — это всё-таки цифра немаленькая!
Лёша, я не вагончик, я уже целый вагонище 
В ПОЕЗДЕ
Я выехал давно, и вечер неродной
рдел над равниною нерусской,
и стихословили колёса подо мной,
и я уснул на лавке узкой.
Мне снились дачные вокзалы, смех, весна,
и, окружённый тряской бездной,
очнулся я, привстал, и ночь была душна,
и замедлялся ямб железный.
По занавескам свет, как призрак, проходил.
Внимая трепету и тренью
смолкающих колёс, я раму опустил:
пахнуло сыростью, сиренью.
Была передо мной вся молодость моя:
плетень, рябина подле клёна,
чернеющий навес, и мокрая скамья,
и станционная икона.
И это длилось миг... Блестя, поплыли прочь
скамья, кусты, фонарь смиренный...
Вот хлынула опять чудовищная ночь,
и мчусь я, крошечный и пленный.
Дорога чёрная, без цели, без конца,
толчки глухие, вздох и выдох,
и жалоба колёс, как повесть беглеца
о прежних тюрьмах и обидах.
Груневальд, 1921 г.
ЭКСПРЕСС
На сумрачном вокзале по ночам
торжественно и пусто, как в соборе, —
но вот вдали вздохнуло словно море,
скользнула дрожь по двум стальным лучам,
бегущим вдаль, сходящимся во мраке, —
и щёлкнули светящиеся знаки,
и в чёрной глубине рубин мигнул,
за ним — полоска янтарей, и гул
влетел в вокзал, могучий гул чугунный, —
из бездны бездн, из сердца ночи лунной,
как бы катясь с уступа на уступ.
Вздохнул и стал: раскрылись две-три двери.
Вагоны удлинённые под дуб
окрашены. На матовой фанере
над окнами ряд смугло-золотых
французских слов, — как вырезанный стих,
мою тоску дразнящий тайным зовом…
За тенью тень скользит по бирюзовым
прозрачным занавескам. Плотно скрыв
переходные шаткие площадки,
чернеют пыльно кожаные складки
над скрепами вагонов. Весь — порыв
сосредоточенный, весь — напряженье
блаженное, весь — жадность, весь — движенье, —
дрожит живой, огромный паровоз,
и жарко пар в железных жилах бьётся,
и в черноту по капле масло льётся
с чудовищных лоснящихся колёс.
И через миг колёса раскачнулись
и буферов забухали щиты —
и пламенисто-плавно потянулись
в зияющий колодец темноты
вагоны удлинённые… И вскоре
забыл вокзал их звон и волшебство,
и стало вновь под сводами его
торжественно и пусто, как в соборе.
1923 г.