Мат и Хтонь...

вспоминаю очерк Горького "Ленин", который мы читали в школе, там меня больше всего потрясла сцена: делегаты съезда бедноты, проходившего в 1919 году в Зимнем дворце, запакостили там своими отходами самые драгоценные севрские вазы, хотя все туалеты работали исправно. Горький с негодованием (в то время он был антибольшевиком) пишет о том, что некоторым темным слоям народа свойственно опорочить всё высокое и прекрасное. Об этом же пишет Станислав Лем, вспоминая советские войска в Германии: как были поражены европейцы обычаем все покрывать своими испражнениями.
 
Михаил Эпштейн
Недавно я нашел в дневниках Юрия Нагибина: молодой Нагибин, 21 год (он был призван на фронт или пошел добровольцем), обнаружил, что всюду, где побывали и откуда ушли советские войска, обнаруживался густо пахнущий слой.

Сергей Медведев: Вспомним удивление украинцев, возвращавшихся в свои дома: Буча, Ирпень, дома среднего класса, – они были потрясены, каким образом солдаты умудряются покрыть этим все квартиры, все особняки.

Россия фактически становится заложницей собственного пространства, собственной протяженности
Михаил Эпштейн: В этом есть что-то глубоко архетипическое. Когда мы читаем в "Руслане и Людмиле": "там царь Кощей над златом чахнет, там русский дух... там Русью пахнет!", – это прочитывается совершенно психоаналитически, потому что золото – это известный символ дерьма. Почему-то Пушкин пишет об этом запахе именно в связи с Кощеем.

Сергей Медведев: Давайте поговорим о земле в более широком смысле. Ведь речь не только о том, чтобы зарываться в землю, извлекать хтонические элементы, а просто и о широте земли. Россия фактически становится заложницей собственного пространства, собственной протяженности. Вы вспоминали женщину, которая говорила: ничего, что сын погиб, главное – земля приросла. А я вспоминаю человека в Бурятии (был в "Медузе" потрясший меня репортаж), который благодарил за то, что российское государство привезло ему тело его племянника. Он сказал: правду же говорят – Россия своих не бросает. Убили человека, везли за пять тысяч километров: самолетами, поездом, машиной. Спасибо, привезли мне тело моего племянника, убитого в Украине, – вот что называется "Россия своих не бросает".
 
То есть фашизм, по-вашему, это жертва человека ради земли, ради пространства?

Михаил Эпштейн: Да. В этом смысле можно говорить о двойном проклятье страны: первое – это ресурсное проклятье (об этом много пишут), а второе – территориальное проклятье. Это обширная территория, как известно, самая большая в мире, хотя и уменьшившаяся после 1991 года. Она обладает своей собственной расталкивающей гравитацией, она ищет умножения, хочет расширяться. Вот это стремление расширить границы, не заполнить их какими-то цветами цивилизации, жизни, техники, красоты, а прийти на чужую землю и превратить ее в пустоту, разрушить… Как мы видим, на тех землях, куда приходит Россия, к сожалению, никаких чудес цивилизации не образуется, а наоборот, воцаряется дух запустения.

Сергей Медведев: Посмотреть на то, что происходит сейчас с Мариуполем, с Херсонской областью: это действительно религия смерти, Россия несет с собой смерть, приходя на эти земли, захватывает пространство, но уничтожает жизнь. Остановимся на этом определении фашизма: жертва жизни ради пространства – это фашизм в его российском, русском исполнении. Может быть, эта война дает уникальный шанс уйти наконец от этого русского хтонизма, от этой религии земли, победить русскую хтонь, чтобы когда-нибудь восторжествовал русский логос.