мировосприятия. По усвоенным ими установкам, реальность была обращена к человеку как Луна – только одной стороной. Поэт Глазков старался разглядеть и воспроизвести контуры оборотной стороны Луны. Этого ему не прощали.
Часто Николай Глазков облекал самые серьёзные свои высказывания в шутливую форму: «Я поэт или клоун?» – спрашивал он. И убедительно заключал: «Надо быть очень умным, чтоб сыграть дурака». Весь его быт, вся его манера поведения носила на себе отпечаток чудачества. Он не просто хотел быть непохожим – он органически был им.
Стержень художественной философии Глазкова – естественность. Поэт «природен», и всё, что бессмысленно и противоестественно, ему враждебно и отвратно. Глазков был воплощением той самой «тайной свободы», о которой писали Пушкин и Блок. И не только воплощением, – лучше самого Глазкова не скажешь:
И останется поэт –
Вечный раб своей свободы.
Он был не любителем свободы, а её сокровенным любимцем. Через таких, как Николай Глазков, свобода выражала себя. От его выступлений на писательских собраниях и литературных вечерах всегда ждали чего-нибудь неординарного или скандального. Литературное начальство опасалось этого и даже прибегало к прямым запретам на публичные появления Глазкова. Что ж! Тогда литературным клубом становилась упомянутая уже арбатская квартира, куда подчас приходило поэтического народу больше, чем в ЦДЛ.
Следуя Хлебникову, делившему людей на «изобретателей» и «приобретателей», молодой Глазков предложил свою классификацию: творители и вторители. С годами он пришел к мысли, что и вторители небесполезны и вносят свой вклад в общую культурную сокровищницу. Но его самого дух творительства не покидал никогда.
Поэта всегда занимала проблема будущего: будущего мира, будущего его страны и его народа и, конечно, будущего его стихов. Кажется, нигде и никогда не печатались эти строки Глазкова, написанные в молодости. Помня их много лет, позволю себе ими завершить это краткое размышление о Глазкове, не претендующее на освещение и малой доли богатств, заложенных в его наследии.
Поезд едет ду-ду-ду,
Чрезвычайно скоро.
Он везёт не ерунду,
А стихи Глазкова.
И за будущие дни
Я не беспокоюсь,
Потому что искони
Верю в этот поезд.
Лазарь Шерешевский
Первоисточник: Арион, 1996, № 3
***
Все происходит по ступеням,
Как жизнь сама.
Я чувствую, что постепенно
Схожу с ума.
И, не включаясь в эпопеи,
Как лампа в ток,
Я всех умнее – и глупее
Среди дорог.
Все мысли тайные на крики
Я променял.
И все написанные книги, –
Все про меня.
Должно быть, тишина немая
Слышней в сто крат.
Я ничего не понимаю,
Как и Сократ.
Пишу стихи про мир подлунный
Который раз?
Но все равно мужик был умный
Екклезиаст.
В реке причудливой, как Янцзы,
Я затону.
Пусть не ругают вольтерьянцы
Мою страну.
Николай Глазков (1919 - 1979)
г. написания стиха - 1943
Да, я, в общем-то, и не знаю, кто это...
Это мне нравится.