стоял. А пескаря тогда было навалом, жирный такой пескарь, большой. Клевал один за одним, червя не успевал менять. А они как бежали с горы: Мальгин, потом Толька Исаков ещё был и Виктор... Вот они сразу на берегу разделись, и пошёл..., а Виктор, правда, где-то вторым шёл, первым шёл Мальгин, сразу булькнулся и стал барахтаться, ему по носу вода была, а Виктор, видимо, подумал, что там нормальная глубина и пошёл туда, а плавать, наверное, всё-таки не особо умел. А там так крутило здорово, омут. А место-то не особо широкое.
- А говорят его, дядь Витю, дед Леонтий вытащил?
- Вытащил-то? Нет! Моего отца совсем тогда рядом не было. Там же рядом была мастерская, кузница. Там ещё работал Платонов..., ты его не знаешь, Платон, Платон Волганов, я как сейчас помню, он прямо как был в одежде, так и в воду пошёл, вот он его и вытащил. Можно было его спасти, конечно, но кто тогда что знал, что надо делать, вытащили, положили на спину его, на берегу и стояли, смотрели. Меры надо было принимать, а кто? Мы, пацаны, рот поразинули и стояли, тряслись. Никто не знал что делать. Мишка Мальгин, тот сразу удрал, испугался, Толька Исаков - тот вообще...
- Ну, вы маленькие все были, понятно - испугались.
- Ну да, а погиб-то он глупо (вздыхает). Тонул-то на моих глазах. Я ведь там рыбачил, засучил штанишки и рыбачил... Быстро всё произошло. Да... жалко Витю!
- А вот интересно: почему моего деда, а твоего отца все звали Леонтием, а по документам военкомата он - Леонид?
- Вот это не знаю. Никогда не слышал, чтобы его Леонидом звали. Помню ещё дедушка мой, его отец, Сергей Алексеевич говорил как-то отцу: "Ты, Леша, сегодня никуда не уезжай. Я помирать буду". Так вот сказал дедушка, и бабушка тоже так же сказала, позже, это я помню. Снежок, помню, уже полетел - это осенью было.
- А как звали бабушку твою, мать Леонтия Сергеевича? Мария?
- Нет, Матрёна! Матрёна её звали. Фамилия её - Туева была в девичестве, а вот отчество не помню.
- А Мария Туева, эьто та, что на фотографии с дядей Колей? Там рядом две дамы сидят - подписано, что одна Мария Туева, - это и есть дочь деда Туева?
- Да, она дочь деда Туева, Фёдором его звали. Усы у него были такие ... будь здоров! Разговаривал басом - басистый был! Помню в 1947 году я ехал на краевую комсомольскую конференцию, был избран делегатом. Ага, и попал в бурю. И пришлось у него, у деда Туева, остановиться бурю переждать и заночевать. А он ещё такой был.., не сильно уважал Советскую власть. Это ему было как кость в горле. Я помню: отец купил картины с Калининым, Куйбышевым, Сталиным. Еще Орджоникидзе. Это я помню, картины такие хорошие были. Портреты. А он, дед Фёдор, отцу сказал: "Что ты этих "антихристов" привёз, зачем ты на них деньги тратишь?" Не любил он это дело, так с этим и умер. Ему Советская власть поперек в горле была почему? Потому что он имел свою баржу и возил грузы, стройматериалы и разное, из Шадры и из Шелаболихи в Барнаул, в Камень и аж в Бийск. Теплоход у него был свой и баржа. А почему его не раскулачили, потому, что он своей семьёй обслуживал, без наёмной силы. У него было два сына, вот они там и вкалывали - рабочих и батраков не было. А так бы он сыграл, конечно, в лагеря. Но была у него закалка. Вот я тогда, в 47 заехал к нему, свои же мы, достучался, он открыл. Постелили на полу. И он мне: 'Ну, рассказывай, чё приехал - заехал?' Я ему, мол, так и так. А он: 'Чёрт вас носит, антихристов. Ещё на какую-то конференцию, зачем она тебе нужна-то?' - говорит, а сам тянет пальцами усы в разные стороны. Они у него как у Будённого были, богатые усы! Мне так неловко было: 'Как же так он говорит', - а неловко было перед секретарём райкома комсомола, мы с ним приехали вместе и вот остановились ночевать у деда Фёдора. А утром, когда пошли на конференцию, он, секретарь райкома, мне и говорит: "Ох, у тебя и дедок! Ну, у тебя и родня!" Хе-хе (смеётся). Мне неудобно было, а деду всё по херу! Уж так он не хотел Советскую власть, открыто говорил, не скрывал. В тридцать седьмом его бы "зачистили", но батраков он не держал, вот и обошлось.
- Ну, а дед Леонтий же, чуть не сел в 37-ом? Месяц отсиживался в Барнауле. У того же деда Туева. Так?
- Да. Да, было.
- Не просто так в баньку сходил?
- Да. Ребята выручили, а так бы его арестовали тогда. За милую душу... Ну, было, боже мой, ничего не скажи, а если что услышал - промолчи. Ага. А если ты не пришёл на работу - это всё, ты загремел.
5. 1937 год (Из книги автора В.Гуляева 'Любань. 1942')
'Вот уже чуть больше месяца Леонтий находился в армии, в Барнауле, получая весточки из дома, что всё нормально, дети в школу пошли, уборочная закончилась, с зерном на зиму будут, грибы, огурцы и капусту засолили, картошки накопали много. Он вспомнил, как, почти в это же время, только в 37-м году, ему тоже не пришлось заниматься уборочной и подготовкой к зиме, а пришлось целый месяц жить в городе у дядьки, материного брата, Туева. Он, красноармеец - кавалерист, почти целый месяц скрывался от второго ареста!..
Урожайный 1937 год стал тогда для колхозников великим трудовым испытанием. На уборку обильного урожая были брошены все силы. Большую и очень трудоёмкую работу выполняли женщины и девочки-подростки: они вязали снопы, ставили их в кучи для последующего скирдования в клади, после чего, через некоторое время, производили обмолот кладей молотилками. А мужики-колхозники в это время практически сутками находились в полях, на полевых станах, работая и днем и ночью, отдыхая по переменке по два-три часа в сутки.
Леонтий тогда был бригадиром одной из полеводческих бригад. С техникой было сложно, всего один трактор 'Фордзон', и поэтому косовица выполнялась в основном конными жатками-лобогрейками и крылатками (жнейками самоскидками). Пыль над полем стояла постоянно, не успевая оседать на землю. Привозной воды хватало на приготовление пищи и немного промыть глаза, поэтому все были черно-серые от пыли и загара. Леонтий, понимая, что люди сильно устают, на свой страх и риск, периодически отпускал домой по одному человеку на пару-другую часов, на 'помывку', а сам исполнял работу временно отсутствующего.
В один субботний день во время обеда мужики решили отпустить своего бригадира в баню:
- Иди, Сергеич, домой. В бане помоешься, отдохнешь нормально хоть разок. А утром завтра и вернешься. Мы справимся, не подведем.
- Точно справитесь?
- Да не сумлевайся иди, смотри, как вымотался за неделю! А мы тут ускорим жатку-то! Не подведём!
Ближе к ночи Леонтий направился домой. 'Вёдро' стоит устойчивое без облачка, стало быть, успеем убрать пшеничку'. - Думал по дороге Леонтий.
Часа через три он уже сидел за столом, отмытый и разгоряченный. Картошка в мундире, соленые грибы и огурцы стояли в ряд, аромат наваристой аппетитной ухи, зеленого лука и укропа расслаблял:
- Ну, вот, Паша, теперь и чайку можно, да и стопаря под ушицу! Да грибочков с огурчиком! Хороший нынче урожай, Паша! Очень хороший. На трудодни будут зерно выдавать, с хлебом да с кашей будем, значит. Надо будет сусек подделать.
Вся семья сидела за столом, сыновья с серьезным видом хлебали уху, годовалая Маша не смотря на позднее время, тоже не спала, а вертелась у матери на коленях.
Рано утром, до рассвета по прохладе, Леонтий пошел на бригадный стан. Над полем стелился сплошной утренний туман. Вдруг из тумана, как из воды, вынырнул прицепщик Ваня:
- Дядя Леня, не ходите туда, там эти в фуражках приехали, Вас спрашивают.
- Чего ты мелешь? Кто приехал, кто спрашивает?
- Один из них ругается, говорит, куда он ушел, про Вас, как он посмел бросить работу, а ещё говорит, что Вас посадят. Дядя Леня, мужики меня послали, предупредить!
То, что могут посадить, это Леонтий знал, тоже точно: 'Только вот - за что?' Правда, могут и не посадить, но это вряд ли! Время тяжелое, вон Егора Поногушина, кузнеца сельского, как забрали непонятно за что, рано утром, так уже, скоро, третий месяц ничего о нем не слыхать. Да и сам-то тогда, в тридцатых годах, семь месяцев ни за что отмотал!
Мысль сработала сразу: 'Нужно рвануть в Барнаул, к родственникам матери, там отсидеться и поглядеть, куда эта чёртова кривая выведет! Город-то большой, поди, и искать не будут'.
Пробираться до Барнаула решил вдоль берега Оби, подальше от дорог, да там и деревьев вдоль берега много, есть где затеряться.
К утру следующего дня он был уже в городе. Пока шел в город, Леонтий все время думал о том, кто же мог донести на него, да так быстро: 'Ушел-то я домой поздненько вечером, домой пришел уже затемно, вроде ни с кем не встречался! Но, кто-то же донес!' Так и до сих пор он не узнал, кто же это был. Догадка, конечно, была! Но это - догад, а он не бывает богат! 'Что ж, видимо так и не узнаю, кто?'.
Родственники приняли беглеца, что ж делать, сами в свое время вынуждены были уехать из Барнаула, скрыться от расстрела всей семьей, правда, это было в 18-м или 19-м году! Но было. Так что знакомая ситуация, а свой своему поневоле друг.
На третий день Леонтий неожиданно попал в больницу: поднялся сильный жар, ломота по всему телу, аж кости выворачивало. Лечили недели три, а там и в деревне и в районе постепенно все улеглось, Леонтия, по прошествии почти месяца, никто не разыскивал. А выписавшись из больницы, он с больничной справкой, похудевший вернулся домой. Получилось, что его никто и не искал, с работы он не сбегал, а лечился в больнице. Так вот вышло, что судьба не дала его в обиду, а то пилить бы ему лес где-нибудь на Севере. 'Как интересно жизнь распоряжается судьбами человеческими' - думал Леонтий. - 'Вот у брата матери, Фёдора Туева, тоже судьба поработала с выдумкой, судя по его рассказам'.
В 1890-1996гг. он (Туев) проходил службу на Дальнем Востоке, жребием судьбы в конце службы выпало ему около года проходить службу, по - хозяйству, у тамошнего флотского чиновника высокого ранга, уже довольно пожилого, обрюзгшего и вредного старикашки, лет около семидесяти. Работа была разная: уборка двора, конюшни, уход за 4-мя добрыми рысаками, попутно дрова порубить и прочее. А вот жена у него была молодая и статная дама тридцати одного года. И вот матрос Туев, стал замечать заинтересованные взгляды молодой хозяйки. Потом начались расспросы: 'Откуда он? Как служба идет? Скоро ли домой? Матрос, помогите это, принесите то...'
Одним словом, однажды произошло то, что и должно было произойти между двумя молодыми мужчиной и женщиной. Через пять месяцев, в течение которых молодые люди продолжали тайком встречаться, у Алексея Туева, закончился срок службы, и он уехал домой в Томскую губернию, село Павловск, что под Барнаулом.
Прошло с того времени много лет, Алексей переехал в Барнаул, женился, занялся небольшим бизнесом при пароходстве: поставлял некоторые продукты питания для буфетов пароходства, мало-помалу скопил капиталец, выбился так сказать в люди. Приобрел хорошую квартиру на первом этаже в районе речного порта, баржу с катерком... А тут война, потом революция, после которой начались смутные времена в городе Барнауле: власть почти два года постоянно менялась, переходя от большевиков к белогвардейцам, шла Гражданская война.
В один из периодов очередной смены власти в конце 1918 года, когда Красные вновь вошли в город, в
| Помогли сайту Реклама Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2024
18+