Чтобы стать великим поэтом, нужно быть гомосексуалом; если у тебя неважный слух — пиши верлибром. И другие советы Бродского.

переписывать. Тот стих все равно никуда не годился. Однако около десяти лет назад я взялся сочинять для своей старшей дочки — стихотворение в форме героических куплетов. Потом решил взглянуть на него со стороны. Принялся писать, отложил, снова вернулся — а неделю назад все-таки дописал. Это куплет из 256 строк. Причем пока стих не был готов, я этого вообще не осознавал! Выходит, что я все-таки доделал то задание Бродского 40 лет спустя. Сам бы я в жизни не сел писать подобное стихотворение.[/i]

— Как воспринимали Бродского другие студенты? Было ли какое-то особое отношение к нему в связи с тем, что он не обычный преподаватель?

— Коллеги Бродского тоже писали и издавались, но мало кто из них имел научную степень — потому и к Бродскому относились как к профессору. Я бы сказал, что большинству соучеников он скорее не нравился. Бродский не особо с ними церемонился — вместо похвалы говорил, что они не блистают.

Он преподавал у студентов выпускных курсов — а у всех выпускников хрупкое, ранимое эго. Ты постоянно ощущаешь сильную конкуренцию и мечтаешь преуспеть на экзаменах. Но я не попал на стихотворную практику и не питал иллюзий на свой счет, а потому был от этого всего в стороне. Не принимал критику близко к сердцу.

— Похоже, что вам было нелегко учиться. Доверили бы вы Бродскому, будь он еще жив, учить ваших детей?

— Несомненно. От него я узнал больше, чем от всех остальных своих преподавателей вместе взятых. И хотя я вышел с этого курса с ощущением полнейшей пустоты — словно я ничего нового там не узнал, — именно голос Бродского по-прежнему звучит в моей голове. Он вручил мне кодекс совести.

— Разговаривал ли Бродский со своими учениками на какие-то внеклассные темы? К примеру, обсуждали ли вы его собственные стихи или что-то еще?

— О его поэзии мы не говорили ни разу. Мне кажется, он никогда бы не завел разговор о собственных стихах — расценил бы такой поступок как высокомерный. Перед лицом поэзии этот человек был крайне смиренным, понимаете? Поэтому он всецело отдавался чтению Кавафиса, Милоша, Томаса Гарди. Крайне близко знакомил нас с текстами; это был способ рассказать о них.

А еще он рекомендовал самим сочинять стихи; по его словам, это самый быстрый способ узнать, получается у тебя или нет. Хочешь скрыть, что у тебя неважный слух, пиши верлибром, — однако это невозможно в случае конвенциональных стихов. Иосиф Бродский оказал огромное влияние на несколько поколений поэтов. Да, многие из учеников, мои сокурсники, его не жаловали. Однако Бродский придал новую направленность множеству американских поэтов.

— Может быть, вы можете поделиться какими-то забавными историями или примечательными случаями на лекциях Иосифа Бродского?

— Незадолго до наших занятий Бродский перенес открытую операцию на сердце. И ему запретили курить. В те времена — шел 1980-й год, — в американских аудиториях еще можно было это делать. То и дело ему удавалось заприметить пачку сигарет на парте одного из студентов аж в середине класса. А когда мы работали за общим столом (на семинарах), Бродский мог буквально растолкнуть всех и полезть через стол со словами: «Что насчет перерыва на обед?». А после с огромным удовольствием выкуривал эту сигарету.

Вспоминается еще одна вещь: он часто говорил про два краеугольных камня западной цивилизации. С одной стороны, это Библия. С другой — «Илиада» и «Одиссея». Особенно часто эта тема поднималась на уроках, посвященных творчеству Кавафиса. Бродский исключительно красиво читал его стихи. И вот однажды произошло любопытное.

Бродский сказал нам: «А теперь, ребята, я открою вам секрет того, как стать великим поэтом». Мы подались вперед и он произнес: «Нужно быть гомосексуалом». Это было вскоре после того, как Cosmopolitan назвал Бродского самым завидным женихом Америки. При желании этот человек мог заполучить любую женщину, однако его теория была именно такая. По словам Бродского, если ты гей, ты — подобно гомосексуалу Кавафису, — по умолчанию изгой. Ты чужак. Тому, кто мечтает быть поэтом, выгоден статус изгоя. Тот, кто воспринимает мир с точки зрения стороннего наблюдателя, имеет более четкое представление о вещах. Напомню, в России Иосиф Бродский бросил школу — отщепенец чистой воды, не правда ли?

Позднее, в Штатах, он был русскоговорящим поэтом, то есть тоже был чужаком, аутсайдером. И при этом писал стихи в рамках конвенциональной рифмометрической традиции — живя в стране, которая отдала предпочтение верлибру. Словом, Бродский всегда осознавал себя в статусе чужака. Мне думается, это приравнивало его к таким авторам как Кавафис и Милош, кто тоже прожил свою жизнь в изгнании. Для Бродского это было элементом его писательской идентичности.

Однако прошла всего неделя, и он снова произнес ту же самую фразу: «Открою вам секрет, как стать великим поэтом». В этот раз совет был идти изучать юриспруденцию. Не забываем, сам Бродский забил на уроки в возрасте 15 лет. Так о чем же он? Снова мы наблюдаем очень особенный ход его мыслей — все суждения Иосифа Бродского либо гениальны, либо полоумны. «На юрфаке вы освоите букву закона», а всякий новый язык это всегда хорошо. Бродский считал, что освоив язык права, ты усвоишь логику права — которая в его представлении приравнивалась к логике поэзии. Я общался со множеством специалистов по праву, спрашивал, согласны ли они с этим утверждением. Ни один не ответил на вопрос утвердительно — даже юристы-поэты. Но это дает нам представление о том, как мыслил этот человек. Его мозг усматривал связи там, где их не сумел бы проследить никто другой, — причем эти ассоциации он проводил крайне бесстрашно, даже если логика была не в кассу.

— Уместно ли сказать, что Иосиф Бродский так или иначе повлиял на ваше творчество и читательские предпочтения?

— Вне всякого сомнения. И хотя я не читаю по-русски, я часто обращаюсь к его эссе — например, к работе «Меньше единицы», одна из моих любимейших книг в мире. Это для меня все равно что Библия.

Чеслав Милош, Константинос Кавафис, Збигнев Херберт стоят в ряду моих любимых авторов. Это все наследие, полученное мной от Бродского. Его отношение к Ахматовой, Цветаевой, Мандельштаму — и, в особенности, к Надежде Мандельштам. Во многом все это определило меня как поэта.

— Какие стихи Бродского у вас любимые или сильнее всего на вас повлияли?

— Первым знакомством с творчеством Бродского стала книга «Шесть лет спустя» в превосходном переводе Ричарда Уилбера. Она и «Колыбельная трескового мыса» навели на мысль о том, чтобы склеить мелкие разрозненные кусочки пленки. Как известно, у Бродского есть цикл сонетов, посвященных шотландской королеве Марии Стюарт, — полный восторг. Очень ценю сборник «Часть речи», эта книга также безусловно оказала на меня огромное влияние.

— Скажите, живо ли наследие Иосифа Бродского в Штатах сегодня? Что думают о нем современные американцы?

— Если говорить в общем, я бы сказал, что Бродского здесь либо любят, либо ненавидят. Очень многие мои коллеги не интересуются им вообще. Но например, есть такой поэт родом из Одессы, Илья Каминский, — он пишет исключительно по-английски, но еще часто берется за переводы. Советую послушать, как он читает стихи, — в собственной манере, во многом похожей на манеру Бродского. Крайне популярный молодой поэт. В общем, среди нас есть такие, как я или как Илья — кто молится на Бродского, но есть и те, кому он безразличен. В Америке — прошу прощения! — так часто бывает, что через какое-то время автора забывают. Обычно это происходит через двадцать лет, около того. С момента смерти Бродского — 25 лет.

Бродского все еще читают, но теперь мы возможно начнем осмысливать значимость этой фигуры в современной американской школе мысли — а она очевидна с момента смерти поэта. Важно знать и осознавать тот факт, что Бродский самостоятельно доработал многие переводы своих текстов — после чего начал сочинять по-английски (и писал на этом языке до конца своих дней). Впрочем, многие американские поэты имеют вопросы к его английской речи. Приведу в пример современного русско-американского композитора: мы с ней добрые друзья, то и дело спорим про стихотворение «24 мая 1980 года». В одной из таких бесед моя приятельница высказала весьма любопытное соображение: третья с конца строка в переводе звучит как «жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок». Бродский так хотел получить определенную рифму к слову forty (сорок), что называет хлеб warty (бородавчатый), и по-английски это звучит слегка нелепо. Приятельница обратила на это мое внимание и спросила, не считаю ли я, что пришла пора заново переводить Бродского. Я ответил: «Пойми, Иосиф Бродский переделал все переводы на собственный лад».

И все же я допускаю, что в будущем какой-нибудь американский поэт, технически подкованный и хорошо владеющий русским языком, поможет нам лучше понять творчество Бродского. Привнесет новое видение. Ну и разумеется, переводы не вредят оригиналу — он живет вечно. Кажется, настало время переоценки его трудов на английском. Возможно, это случится в одном из следующих переводов.

[/left]