Дмитрий Кедрин

          Пишу  о Дмитрии Кедрине.
          О Поэте, который в том же ряду, где Заболоцкий и Петровых, Леонид Мартынов и Сергей Орлов, и многие-многие другие, кто жили и творили в эпоху "великой четвёрки", но в отличие от Пастернака, Ахматовой, Мандельштама и Цветаевой, всегда бывших на слуху, раньше - полузапретно, а позже, после ухода в инобытие СССР, наоборот - более чем широко, этим поэтам (и Кедрину в том числе) с читателем встречи были суждены как-то особенно: под запретом они не были, но и подпольно их никто не перепечатывал. Позже книги их стали выходить, но лежали на книжных прилавках достаточно спокойно. Без покупательского ажиотажа.
         Имя Кедрина, конечно, все слышали. Но, как правило, помнят о нём что? связывают его имя с чем?
         Помнят, что он автор знаменитого "У поэтов есть такой обычай - в круг сойдясь, оплёвывать друг друга".
         Помнят, что вроде бы как он написал поэму. То ли о Рембрандте, то ли о Рубенсе.
         Припоминают ещё порой, что как-то странно он погиб...

         Но чтоб взять и подробно, на неделю, открыть его том... Такое бывает нечасто.
         А жаль.
         Но, открыв, - уже не отрываются.
         Так и с Заболоцким, так и с Петровых. Со многими, которые всё ждут и ждут своего часа, своего места в душе читателя.
         Надо читать!
         Читайте.

_______

         Первое стихотворение Дмитрия Кедрина. "Кукла". То самое, знаменитое (в своё время). То самое, которое Горький успел услышать ещё при своей жизни.
         Кедрину было тогда двадцать пять лет.

КУКЛА

Как темно в этом доме!
Тут царствует грузчик багровый,
Под нетрезвую руку
Тебя колотивший не раз...
На окне моем - кукла.
От этой красотки безбровой
Как тебе оторвать
Васильки загоревшихся глаз?
 
Что ж!
Прильни к моим стеклам
И красные пальчики высунь...
Пес мой куклу изгрыз,
На подстилке ее теребя.
Кукле - много недель!
Кукла стала курносой и лысой.
Но не всё ли равно?
Как она взволновала тебя!
 
Лишь однажды я видел:
Блистали в такой же заботе
Эти синие очи,
Когда у соседских ворот
Говорил с тобой мальчик,
Что в каменном доме напротив
Красный галстучек носит,
Задорные песни поет.
 
Как темно в этом доме!
Ворвись в эту нору сырую
Ты, о время мое!
Размечи этот нищий уют!
Тут дерутся мужчины,
Тут женщины тряпки воруют,
Сквернословят, судачат,
Юродствуют, плачут и пьют.
 
Дорогая моя!
Что же будет с тобой?
Неужели
И тебе между них
Суждена эта горькая часть?
Неужели и ты
В этой доле, что смерти тяжеле,
В девять - пить,
В десять - врать
И в двенадцать -
Научишься красть?
 
Неужели и ты
Погрузишься в попойку и в драку,
По намекам поймешь,
Что любовь твоя -
Ходкий товар,
Углем вычернишь брови,
Нацепишь на шею - собаку,
Красный зонтик возьмешь
И пойдешь на Покровский бульвар?
 
Нет, моя дорогая!
Прекрасная - нежность во взорах
Той великой страны,
Что качала твою колыбель!
След труда и борьбы -
На руке ее известь и порох,
И под этой рукой
Этой доли -
Бояться тебе ль?
 
Для того ли, скажи,
Чтобы в ужасе,
С черствою коркой
Ты бежала в чулан
Под хмельную отцовскую дичь,-
Надрывался Дзержинский,
Выкашливал легкие Горький,
Десять жизней людских
Отработал Владимир Ильич?
 
И когда сквозь дремоту
Опять я услышу, что начат
Полуночный содом,
Что орет забулдыга-отец,
Что валится посуда,
Что голос твой тоненький плачет,-
О терпенье мое!
Оборвешься же ты наконец!
 
И придут комсомольцы,
И пьяного грузчика свяжут,
И нагрянут в чулан,
Где ты дремлешь, свернувшись
                      в калач,
И оденут тебя,
И возьмут твои вещи,
И скажут:
«Дорогая!
Пойдем,
Мы дадим тебе куклу.
Не плачь!»


          Теперь перейдём на стихи военной поры.


БАБЬЕ ЛЕТО

Наступило бабье лето —
Дни прощального тепла.
Поздним солнцем отогрета,
В щелке муха ожила.

Солнце! Что на свете краше
После зябкого денька?..
Паутинок легких пряжа
Обвилась вокруг сучка.

Завтра хлынет дождик быстрый,
Тучей солнце заслоня.
Паутинкам серебристым
Жить осталось два-три дня.

Сжалься, осень! Дай нам света!
Защити от зимней тьмы!
Пожалей нас, бабье лето:
Паутинки эти — мы. 

                4 октября 1941 года



***

Хочешь знать, что такое Россия - 
Наша первая в жизни любовь? 
Милый друг! Это ребра косые 
Полосатых шлагбаумных столбов. 
Это щебет в рябиннике горьком, 
Пар от резвых коней на бегу, 
Это желтая заячья зорька, 
След на сахарном синем снегу. 
Это пахарь в портах полотняных, 
Пес, что воет в ночи на луну, 
Это слезы псковских полонянок 
В безутешном ливонском плену, 
Это горькие всхлипы гармоник, 
Свет далеких пожаров ночных, 
Это — кашка, татарка и донник 
На высоких могилах степных. 
Это — эхо от песни усталой, 
Облаков перелетных тоска, 
Это свист за далекой заставой 
Да лучина в окне кабака. 
Это хлеб в узелке новобранца, 
Это туз, что нашит на плечо, 
Это дудка в руке Самозванца, 
Это клетка, где жил Пугачев. 
Да, страна наша не была раем: 
Нас к земле прибивало дождем. 
Но когда мы ее потеряем, 
Мы милей ничего не найдем. 
  
                18 сентября 1942 


КУКУШКА

Утомленные пушки
В это утро молчали.
Лился голос кукушки,
Полный горькой печали.
Но ее кукованье
Не считал, как бывало,
Тот, кому этой ранью
Встарь она куковала.
Взорван дот в три наката,
Сбита ели макушка...
Молодого солдата
Обманула кукушка!

                лето 1943 


          И ещё об одной кукле.
          Всё перекликается в жизни.


КУКЛА
  
   Ни слова сквозь грохот не слышно!..
   Из дома, где мирно спала,
   В убежище девочка вышла
   И куклу с собой принесла.
  
   Летят смертоносные птицы,
   Ослепшие в прожекторах!
   У женщин бескровные лица,
   В глазах у них горе и страх.
  
   И в этой семье сиротливой,
   Что в щели отбоя ждала,
   По совести, самой счастливой
   Тряпичная кукла была!
  
   О чем горевать этой кукле?
   Ей тут безопаснее всех:
   Торчат ее рыжие букли,
   На толстых губах ее смех...
  
   "Ты в силах, - спросил я, - смеяться?"
   И, мнится, услышал слова:
   "Я кукла. Чего мне бояться?
   Меня не убьют. Я мертва".
  
                24 сентября 1941




          А вот чудесное "Как мужик обиделся" читает Эммануил Виторган:







          И последнее, из того, что я выбрал:

АРХИМЕД

Нет, не всегда смешон и узок
Мудрец, глухой к делам земли:
Уже на рейде в Сиракузах
Стояли римлян корабли.
 
Над математиком курчавым
Солдат занес короткий нож,
А он на отмели песчаной
Окружность вписывал в чертеж.
 
Ах, если б смерть — лихую гостью —
Мне так же встретить повезло,
Как Архимед, чертивший тростью
В минуту гибели — число!

                 5 декабря 1941 года


          Всё именно так и случилось.
          18 сентября 1945 года.
          Ровно 72 года назад. 
          Не пророчествуйте, поэты!