Восьмого февраля 1942 года в бою под Смоленщиной погиб молодой поэт Николай Майоров.
Выходец из рабочей семьи, он стал писать стихи ещё со школьных лет. Он писал о многом: о любви, о быте, о революции - словом, обо всём, что занимало его ум и трогало его сердце. Именно поэтому Николай был из тех людей, кто не именуясь горделиво поэтом, был им по одной простой причине. Для поэта стих есть необходимый способ выражения своих мыслей и чувств - как дыхание, как биение сердца.
Когда в 1941-м над нашей страной нависла угроза полного уничтожения, Майоров, как и многие молодые советские парни, ушёл на фронт добровольцем. Его стихи о собственной гибели на этой войне, написанные в 1940-м, оказались пророческими.
Кто-то из людей боится смерти. Кто-то боится быть забытым после смерти.
Но некоторые не боятся ни смерти, ни забвения.
Именно они, как никто другой, достойны того, чтобы их помнили.
Я не знаю, у какой заставы
Вдруг умолкну в завтрашнем бою,
Не коснувшись опоздавшей славы,
Для которой песни я пою.
Ширь России, дали Украины,
Умирая, вспомню... И опять –
Женщину, которую у тына
Так и не посмел поцеловать.
Николай Майоров, 1940
Поэт и на войне поэт
Следующие строки написаны до начала войны, но какая разница!
«Я не знаю, у какой заставы
Вдруг умолкну в завтрашнем бою,
Не коснувшись опоздавшей славы,
Для которой песни я пою».
Желание добиться славы – наверняка очень серьёзный стимул для творческой личности. И, похоже, оно, это желание, сильнее даже инстинкта продолжения рода. Поэтому я считаю неслучайным то, что в стихотворении сперва выражено некоторое сожаление об «опоздавшей» славе, и только потом:
«Умирая, вспомню... […]
Женщину, которую у тына
Так и не посмел поцеловать».
Жаль, что автор заметки не сказал ни слова о стихах, написанных Н. Майоровом на фронте, если таковые были. Но, возможно, поэт погиб в первом же бою.
«Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли не долюбив...»
В этом фрагменте я делаю упор на словах «как миф». Не думаю, что автор всерьёз считал, что мы воспримем поступки этих людей как миф, как легенду. Возможно, слово «миф» присутствует тут в качестве рифмы, не более. И она мне нравится – не банальная.
В бою все равны
«Кто-то из людей боится смерти», – написал автор заметки.
Никто не хочет умереть, но я отказываюсь называть это нежелание страхом. Жить – это священное право и одновременно обязанность человека. Однако, возможно, инстинкт самосохранения перестаёт доминировать, когда появляется острая необходимость защитить родных и близких от гибели, порабощения, надругательств… Подобное происходит и с обыкновенными людьми, никакими талантами не блещущими, и те не остаются в стороне от общего опасного дела.
Откровенно робких людей идти на войну принуждают. Однако если они оказываются на передовой, то именно инстинкт самосохранения заставляет их идти в атаку вместе со всеми: подчинившись приказу, у «несмелого» появляется шанс остаться в живых, в противном случае его просто расстреляют за «трусость», невыполнение приказа, дезертирство по закону военного времени, либо бросят в самое пекло.
Я отказываюсь называть «трусами» тех, кто вступил в сражение, но отступил без приказа, либо попал в плен, будучи боеспособным. Хаос, возникающий из-за бездарной организации боя или явного преимущества противника, фатально рождает панику, дезориентацию, «деморализацию». Может отступить даже бесстрашный воин, надеясь где-то остановиться и возобновить противостояние, и надежда эта может и не оправдаться.
В идеале отступление и пленение рассматриваются цивилизованными военными как тактический ход и хотя бы теоретически отрабатываются все возможные варианты поведения воинов в подобных ситуациях. Если противники одинаково цивилизованны, и каждый из сторон рассчитывает на победу, то обмен пленными становится частой практикой. Цель очевидна – свести к минимуму потери живой силы... Уничтожение противника вне боя – варварство, следствие ожесточения, что не может служить оправданием; но наказание за военные преступления – другое дело...