О НРАВСТВЕННОСТИ

 Стоит ли в наше прагматичное время  лишний раз обращаться к такой «заезженной» категории как «нравственность»? Ведь не секрет, что у каждого из нас есть свое понимание нравственности. Зачастую мы им гордимся и пропагандируем. 

Когда мы замышляем какой-либо проект — глобальный или локальный, политический или экономический, государственный или семейный — за кадром всегда стоят вопросы: «Какую позицию следует считать правильной? Как отличить хорошее от плохого, полезное от вредного?» Обдумывая ситуацию и пытаясь ответить на эти совсем не простые вопросы, можно исходить из идеологических, политических, экономических, технологических, религиозных, национальных и других предпосылок. Однако при глубоком анализе практических проблемных ситуаций мы неминуемо придем к выводу, что все решения, в конечном счете, определяются индивидуальным и коллективным пониманием нравственности. Проповедуя мысль, что у каждого из нас есть свое понимание того, что — «хорошо», а, что — «плохо», мы подошли к некому фатальному рубежу. В наше время энергия разрушения, накопленная на всех уровнях организации общественных отношений, намного превзошла потенциал созидания. Средства уничтожения людей стали более масштабными и изощрёнными. Реализация  крупномасштабных энергетических, информационно-технических, биотехнологических, торгово-развлекательных и других проектов не только не повышает качество жизни людей, но влечет за собой новые болезни, эпидемии и техногенные катастрофы. Экологические и санитарно-эпидемиологические проблемы, почти незаметные ранее, перерастают в глобальные экологические катаклизмы. То в одном, то в другом регионе мира происходят революционные потрясения, последствия которых ощущают не только политики, но и простые люди, не причастные к этим не поддающимся прогнозированию событиям. Точечные финансовые и экономические кризисы молниеносно распространяются на весь мир. «Эффект бабочки» проявляется в этой сфере во всей своей «красе». Мир стал хрупкий, неустойчивый и напряженный. Цена необдуманных политических, экономических, технических, военных и других решений достигла предельной точки, а последствия этих решений стали касаться каждого из нас.    Поэтому ответ на поставленный вопрос таков: в наше время, впрочем, как и во все иные времена, обращение к категории «нравственность» актуально. Другое дело, что в современных условиях требуется новое более конструктивное понимание этой категории и способов воплощения этого понимания в жизнь. 

В чем же должна заключаться сущность этого нового понимания нравственности?   Прежде всего, необходимо уяснить, что нравственность — это не морально-этическая, идеологическая или какая-либо иная норма, а системная  многокритериальная категория, входящая в состав процесса принятия решений, какими бы по своей значимости и масштабу ни были эти решения. Другими словами. В современных условиях нравственность должна рассматриваться не как трогательный призыв к порядочности, но как атрибут принятия решений, в котором моральные, религиозные, правовые, политические и другие нормы — суть ограничения на возможные решения и связанные с ними действия. Их надо принимать во внимание при поиске рациональных путей разрешения возникших проблем, но сами решения вырабатывать на основе: многоаспектного и многоуровневого постижения существа возникающих проблем и учета всего спектра возможных способов их разрешения во взаимосвязи с другими проблемами; комплексного анализа процессов, обусловивших возникновение проблем, и всесторонней оценки последствий того или иного способа их разрешения; изыскания не оптимальных, а компромиссных способов разрешения проблем, полагая априори, что любая системная проблема конфликтна по своей природе. Таким образом, сущностная сторона нового понимания нравственности заключается в том, что любое бессистемное решение следует признать безнравственным, в независимости от того, кто, на каком уровне, по какому поводу и на основе каких морально-этических или религиозных норм его принимает. 

     Традиционно считается, что все безнравственное, так или иначе, связано с порочностью человека как биологического вида, выжившего в борьбе за существование, но по-прежнему следующего инстинктам животного. Так ли это? Подавляющее большинство нормальных людей, то есть людей без психических аномалий, руководствуются в своей деятельности не животными инстинктами, а вполне цивилизованными критериями выбора решений. Однако при этом они, как правило, опираются на достаточно узкое видение проблемной ситуации и используют чрезвычайно ограниченное количество критериев принятия решений. Таков уровень мышления современного человека. Так учат в школах и в вузах, причем как у нас, так и за рубежом. Генетически люди наследуют фрагментарный (от лат. fragmentum — обломок, кусок) бессистемный стиль мышления, основанный на традициях, прошлом опыте, интуиции и «логике здравого смысла». Плохо или хорошо, но именно такое мышление обеспечило существование человеческой цивилизации с момента ее зарождения и по сей день. А потому фрагментарность и бессистемность доминируют в нашем сознании, передаваясь с генами от одного поколения к другому. Конечно, во все времена жили люди, мыслящие системными категориями, но это были скорее единичные случаи индивидуального озарения, чем коллективное самосознание. Двадцатый век коренным образом изменил ситуацию, привнеся вместе с научно-технической революцией необходимость системного мышления во всех сферах человеческой деятельности. Глубинные причины этого явления до конца не выяснены, но прошлый век действительно стал переломным в развитии нашей цивилизации — она стала системной цивилизацией. Особую роль в этом процессе сыграла информация. Бурное развитие технических средств коммуникации, прежде всего электронных, привело к «информационному взрыву». Местом нашего обитания стало единое информационное поле, связавшее нас в целостную систему реального времени. На человека обрушился огромный поток разнородной информации, воспринять который без систематизации уже невозможно. Чтобы нормально жить в мире сложных системных отношений и запредельных информационных потоков, требуется новый подход к анализу проблем и принятию управленческих решений, который позволяет охватить ситуацию целиком, а не по частям. Однако стиль мышления практически не изменился — человечество вошло в эру системности и тотальной информатизации с прежним бессистемным мышлением.
      Каковы же должны быть составляющие многокритериальной сущности нравственности? Какие частные критерии должны входить в состав этой системной категории?
Для воплощения нравственности, как системной многокритериальной категории, необходимо учитывать, что любое решение содержит в себе фундаментальное противоречие, выражающееся в том, что порожденное им действие всегда будет позитивным для одних и негативным для других. Получается своеобразный circulus vitiosus (порочный, замкнутый круг). Стремление к «хорошему» непременно порождает «плохое». И, наоборот, «плохое» неизменно сопровождается «хорошим». Выйти из этого замкнутого круга возможно только в том случае, если в индивидуальное и коллективное понимание нравственности включить, как минимум, следующие локальные критерии. Во-первых, нравственным может быть только то, что, будучи воплощенным в жизнь, отвечает принципу — «не навреди». Во-вторых, не может быть нравственным то, что задумано и совершено на основе какой-либо идеологии, какой бы привлекательной эта идеология не казалась. В-третьих, безнравственна бинарная оценка действительности, разделяющая все на «белое» и «черное», людей — на «чужих» и «своих», а их поступки — на «плохие» и «хорошие». В-четвертых, безнравственна линейная логика мышления, поскольку заведомо ведет в тупик, в какой бы сфере человеческой деятельности она не применялась. В-пятых, не может быть нравственным то, что основывается на огульном заимствовании чужого опыта и сведении сложного к простому. Разными дорогами идём мы по жизни. Но те дороги, которые проходят через редукционизм и примитивизм,  неминуемо ведут к безнравственному. В-шестых, для воплощения нравственного следует уяснить, что экстремальный вопрос: «Что делать?», — свидетельствует лишь о нищете мысли, неумении анализировать динамику проблемы и неспособности предвидеть возможные варианты развития событий. Нравственной антитезой ему должен стать иной вопрос: «Что не следует делать?», — сама постановка которого уже не загоняет человека в тупик неразрешимых проблем, а наоборот, открывает дорогу к глубокому познанию их существа, предвидению и предупреждению многих жизненных коллизий. В-седьмых, следует помнить, что тому из нас, кто, в своей личной и служебной деятельности игнорирует сформулированные критерии, воздастся не где-то в потустороннем мире, а здесь и сейчас, причем плата за недомыслие будет такой же, как и плата за содеянное по злому умыслу.

                                                                                                                            *   *   *

     Соберем теперь мысль, расплывшуюся по древу. Чего следует избегать, говоря о нравственности? Затертых философских клише, идеологических вывертов, дилетантской трескотни и трогательных призывов моралистов разных мастей «быть нравственными». Проще: категория нравственности, по моему мнению, должна принимать более-менее научные очертания и жестко привязываться к категории «принятие решения». Иначе будут только разговоры о добре и зле, о хорошем и плохом, об объективном и субъективном, за которыми «абзац» и нам и природе. Я не знаю, что есть нравственно. Утверждаю одно — все то, что бессистемно, то безнравственно. Строить города бессистемно — безнравственно. Лечить людей бессистемно — безнравственно. Управлять бессистемно страной, регионом, городом, поселком, вузом, школой — безнравственно, и т.д. А у нас, к сожалению, дела обстоят именно так. И хуже того, многие, наиболее продвинутые, полагают, что нравственность — это искусственная ничего не обозначающая переменная категория, могущая иметь в разное время не только различное выражение, но и менять свой знак на противоположный. Вот так!