ЛЕЖИТ ЛОХ
На улице десять по имени Вася
Лежит в полумраке мужчина побритый
Под тройку, усов там нет.
Лежал на дороге, лежал как свинья,
Уже одиннадцать вечера
На улице совсем никого.
Но вот подошла девица–молодица
Красивая верная мужу жена,
Она посмотрела в глаза
Лежащему лоху
И поняла, мертв он какая же ерунда.
Она призадумалась и крикнула в ночи
Ну кто?, кто убил лоха?
Ответа нема, кольца на нём нет
Так значит, он не женат.
Мне может искусственный воздух падать,
Но вдруг он отравлен ядом плохим,
Нет что вы... я не брезгую им,
Но воздух ему я сегодня не дам,
Зачем лоху воздух, пусть умирает он сам.
Кольца на нем нет,
А мне пророчили, увидишь женатого,
Лежащего ночью,
Беги от него, иначе погубит тебя он
Своей болтовней.
А он же молчит, не говорит.
Ну, кто убил лоха?
В прохладе лимонного сока
Быть может тоской, он убил не себя.
А кого? Мужчину любовника толстой жены,
Да, но у него же нет кольца,
Прозябли мысли у крыльца.
Пойду, а то меня в убийстве обвинят,
Возьму на память я его цепочку с шеи.
Зачем цепочка лоху, не скажут даже дети.
Спи лох, цепочка у девицы
Она всмотрелась в темень ночи,
И побежала на утек.
Звенели босоножки отстукивая
Стук миров.
Прошло минут так десять,
Тут бабушка к лоху немного подошла.
О Боже, лоха убили, за что?
Старушке лет так девяносто,
Сгорбилась над ним, плачет
И слезы льются как снежинки.
За что, за что лоха убили?
И кто посмел, какая сволочь.
Потом бабуля по карманам шарить начала,
Достала все ключи, бумажник,
Там десять ломаных рублей.
Взяла, сказала: «Поставлю свечку в храме
За упокой лоха».
- Сказала, та едва дыша.
- Да лох ты, денег у тебя... как у блохи.
- Ну что ж, меня никто не видел.
- Будь здоров лох, почивай ты смирно,
Спасибо за рубли.
Мне жаль тебя, но я сегодня убегаю
В другие блин миры.
Ушла бабуля, и плакать перестала
Рубли ей сердце приласкали.
Прошло минут так десять.
По тротуару шел художник,
В руках держал альбом и карандаш.
Подходит, видит лох лежит.
Невзрачно, не дергаясь и не дыша.
«О Боже какая поза, я мертвого не рисовал века,
Все, берусь я за работу».
Он сел на ноги, то есть на колени
И стал немного рисовать.
Нет, поза блин не та,
Он двинул лоху ноги, чтобы было легче рисовать,
И голову его свернул и что-то
Хрустнуло там в шее.
Художник сплюнул, - да он еще хрустит.
Гениально, и стал он рисовать его.
Наброски, штрих, рука сама ведет
Все контуры, какая милая картина.
Я мертвых, а тем более лохов не рисовал в помине,
Я гений, что пришел в сей поздний час,
И я рисую его лоха, и назову картину «убитый лох».
Нет… «Кто убил лоха?»
- Да, точно.
Он герой, лежит несломленный толпой,
Наверно он бился с тысячью маньяков,
Задерживал бандитов, - нет, лохи слабы.
Он просто умер от тоски или любви
К одной первичной даме.
Да я вижу эту боль,
Глаза все говорят,
Раскрыл я образ этого лоха.
Штрихи, штрихи, рисую я в ночи,
Фонарь зараза плохо светит,
Да фингала, не видать у этого лоха.
А зря, а что идея неплохая.
Художник бьет лоха по глазу.
О вот, он флык, фингал прелестно.
И художник прямо забился весь в экстазе,
Рисую я лоха ещё, ещё чуть-чуть,
Он попадет в архив картин
Всемирного потопа, он станет всем
Известным в мире.
Он мой герой, он лох,
Он должен, благодарен мне
За то, что я прошел здесь рядом.
Картина вроде бы готова,
Да камень в руку я забыл вложить,
Сейчас, вот так отлично.
Здорово, прекрасная картина
Лох, и на асфальте лежит, не дышит.
А зачем вообще лоху дышать?
Все закончена картина.
Я рисовал тебя мой лох,
Аж целых полчаса.
- Заплатишь, а что с тебя, какие деньги?
Не предлагай, я сам возьму, полез художник
По карманам, нашел там кошелек.
- А он пустой, ну ладно, зато он кожаный
Возьму себе, а может пригодится.
Встал на ноги художник
Посмотрел вокруг,
И молча, побежал, увидев силуэта круг,
А то мужик шагал, лет сорок пяти,
Курил, увидел лоха.
- О Боже, кто ему фингал поставил?
И камень в руке его,
Живой он, иль нет?
Он вставил в его губы сигарету,
Тяги нет, нет, не живой.
И что мне делать?
Одежда ничего, возьму себе,
Ему она, уже наверно не нужна.
Он снял с него штаны и туфли,
И футболку, - сказал спасибо лох,
И пошел себе домой,
Покуривая сигареты «Прилуки».
А тут поэт идет, и видит лоха,
А тот весь голый, но в трусах,
А на глазу фингал, под правым оком,
Поэт застыл и крикнул:
«Вдохновенье вдруг на меня
Прямо с неба низошло,
Сейчас стих читать я буду,
Про то, как лох лежит во сне».
Он спит, наверно болен,
Читает стих поэт,
Или напился, не всерьез.
Никто ему, уже блин не скажет,
Наверно, только я пегас
Взметну по сыпи мира.
И стих про лоха напишу,
Как он лежит уже века,
И даже близкая душа
ему наверно, не поможет.
Кто он лох, кто он такой?
И откуда, может он танкист?
И его снарядом зашибило,
на той недели, нет, не может.
Быть может он аквалангист и
задохнулся от неволи.
Нет, не может быть.
Может он солдат, пулей
его тело окропилось, нет
не вижу дыр, может он собака.
Черт откуда я беру все эти гаммы,
Нет, собака не лежит в трусах,
может он дальтоник,
стукнулся об столб.
- Нет глаза нормальны,
даже светятся как яйца Фаберже.
Может его украли,
дом стеречь заставили,
а потом убили просто так.
- Нет, наверно нет, и нет,
кто же он, да просто лох.
Здесь лежит, как бандерлог.
Лох лохов наверно он,
раз лежит без сапогов.
Обокрали все бедняжку
и раздели догола, вот это рифма мля.
Все, записываю я это дело без греха.
Грех, убитый лох
- Ну, кто убил лоха?
Может он немного нервный,
и лежит он просто так.
Или это знак богов всевышних,
что в стране наступит крах,
не узнать нам не изведать,
сути истин всех речей.
Я пишу поэму эту,
до последних до ночей.
Лох убил лоха, - сказал поэт,
и удалился, нюхая цветок
своей мечты.
Минут так через десять
колдунья шла, ведьма молодая.
На лице глаза, на глазах
Печаль, тоска, видит лох лежит.
Она к нему, вот он мертвый
для ритуала моего,
сделаю сегодня, я обряд всего,
чтобы мужики меня всю полюбили.
Нужен только хворост и дрова,
в чем различие не поняла она.
Хворост бросила она на грудь лоха,
а вокруг свечей поставила,
подожгла и стала танцевать,
делая свое бесчестие.
Знаки стала рисовать,
лох лежал не шевелясь,
будто знал об этом.
Вот молитву сатане
она тихо прочитала.
«Мужики, ах мужики
полюбите Свету,
полюбите всю меня, и в одежде
и в трусах, груди мои
приласкайте, соком медом
почивайте, вы любите всю меня,
всю изящную такую,
и дарите мне бабло
на большие лимузины».
Я ведь ведьма непростая,
я такая молодая,
вы хотите всю меня
днем, и ночью, и всегда.
Я же буду вас любить,
и наверно порчу наводить.
Горел костер на теле лоха,
и пела ведьма песни рога.
«Ах, рогатый черт, злодей,
приходи ко мне скорей,
дай мне силы приворотной,
чтоб сгорели все от Бога».
Месяц луна висел над нивой,
ведьма плясала, пока грел огонь,
делала свой ритуал на лохе.
Лох лежал не чуя себя в этом сне,
догорал огонь, погасли свечи,
ведьма всё вдруг прибрала,
и пошла отселяя в ночи,
завлекая в лес себя.
Ночь скрывает тайну мира,
тайна мира, лох лежит убитый,
в эту тайну мы зашли
поплясали и ушли.
Шел наркоман в ночи стремглав,
шатаясь от экстаза,
увидел лоха просек всю истину
дурного мирозданья.
«О Боже, вот это глюк,
такого не видал я ни разу,
он ведь лежит в трусах как труп,
а груди сожжены,
быть может, сердце его
забилось внутри
и оборвало исход,
всей лоховской души».
«О лох, какой же ты,
пощупаю тебя, о Боже,
он материален вот это класс».
Вот это я вкололся,
наверно я все сплю,
и он все спит, но кто он,
что за чувак убитый и сожженный грязью?
Огонь в его душе воспламеняет небо,
и Петя наркоман достал косяк,
забил, курнул, а глюк
не проходил и не вставал.
- Ништяк, какая сила в этой травке,
все так реально и фингал,
и грудь сгоревшая от пламени.
Быть может здесь был пикник?
- Картошку верно жарили,
но запах жареного есть,
витает, но кто оставил труп
в такое время, нет, не я.
- А кто наверно, сам себя оставил,
да вколю ему, я дозу наркоты.
Пусть смертный он,
но он почувствует мои веселые
как солнце миражи.
И наркоман достал свой шприц,
там доза наркоты, вколол он лоху.
Сказал: «Ну что браток,
ты на халяву, блин вкололся,
теперь на небе ты один,
будешь ловить глюков, искомых точки».
Какая мысль засела в голове,
я глюк вколол шприцем
с моей блин наркотой,
зачем, и чем же завтра я колоться буду.
Надо забрать ту дозу, что я дал
и наркоман вколол лоха опять,
на этот раз он дозу выкачивал
из крови, - прости браток,
что дозу я забрал, зачем она
нескошенному глюку.
- Лежи, не буду я тебя тревожить,
пойми браток, мне доза та нужна,
прости что потревожил.
- Иду, прощай, пора мне в декоданс.
Пошел, - ах, ты еще лежишь,
ну что я опять пришел?
А ты опять лежишь?
- Какой же ты противный,
Наверно, ты не лох,
а чмо, чмо, лег посреди дороги.
Зачем тебе лежать,
ты лучше побеги к неведомой земле
и наркоте, а может ты вкололся,
хотя два раза, ведь не колются.
Ведь если я тебя вколол
второй раз ты не уколешься.
- Ты точно наркоман,
да друг, пикник твой не удался.
- Ну что ж, прощай,
на этот раз наверно навсегда.
Пойду я, а то мой глюк не сходит
блин с конца.
Ушел наш наркоман,
а лох лежал и грел асфальт,
хотя какое грел?
- Он уже наверно охладел.
А вот идет и музыкант,
с гитарой песенник великий,
он бард, в своём нетленном мире.
Он подошел и пнул ногой лоха.
«Вставай дружище, хватит спать,
ты что напился?»
- Ну ладно, я спою тебе куплет
про то и про это,
и наша песня многих лет
твой дух подымет до небес.
(песня барда экспромт)
В этом мире могил,
мой лох остался один,
не поет и не курит,
не пьет и не колется,
он живет по законам другим.
Мой лох, дай денег на жизнь,
глоток воздуха на три минуты.
Мой лох, дай жизни глоток,
ты умер, ну что ж,
споем эпилог, - мой лох, мой лох.
Ты жил как-то странно
в размеренном мире,
и все говорили ты лох,
но кто-то, хватал тебя тихо
за икры, тащил в мир крутых,
а ты говорил, какие ж крутые.
Я лох и мой ветер еще не подул,
поют небеса, поют о тебе,
ты видишь себя в зеркале тем,
а там никого, лишь убитый,
кем-то взволнованный лох.
Мой лох еще не любил,
мой лох еще не творил,
он лох забытый веками,
контужен, наверно без правил,
и ложе его, это только могила.
Лоху ведь не выжить
в тяжелом и злобном мире.
Да лох, не благодари меня,
я понял, что я не свинья,
пропел эпилог свой.
Лежи, не вставай, быть может
тебя подымет вихрь надежд,
но он улетел, как завтрашний хлеб,
а мне что до этого,
мне тебя не поднять.
Ты болен или напился,
но мне на это совсем наплевать,
пошел, а то мусора заметут.
Ушел музыкант, напевая мотив,
а лох все лежит и лежит,
и где-то там в небе, душа смотрит на все
свысока.
- Да про души, завел разговор,
отправим мы к лоху, сектанта католика,
верного храму, деньгам и себе.
Вот он идет с крестом на груди,
подходит и смотрит,
как черт на ворону.
- Да, что тут сказать,
по библии, ведь нет
про лохов ничего.
Не сказано Богом, любить ли мне
лоха быть может поднять,
а вдруг мне упасть суждено,
нет, не стоит молиться за лоха.
Ведь лох он никто, совсем пустячок,
наверно он сам погубил свою душу,
а вдруг он того, суицид совершил.
Точно я вижу фингал и сожженную
Грудь, иль хуже того, он служил сатане,
хотя зачем лохи, рогатому идолу.
Не знаю что делать:
«Молится иль нет,
но деньги нужны, без них
не фига, молиться не буду,
а вдруг некрещеный?»
Вот если бы, был депутат,
Тогда, да я б ему, индульгенцию дал
на жизнь
