а с проверяющим, выходит, не встретился? Или не дождался?
- Не было уговорено. Только выставил и всё. С проверкой потом туда приехали, но это уже не моё дело.
- То есть, ты правильно написал, что был один?
- Так точно, один! Мы ещё с часовыми там стояли до начала десятого, а потом я уж и поехал в город проверять часовых у центральной почты.
- Хорошо, спасибо, уточнили с тобой... Можешь идти!
Сомов вышел, но на пороге обернулся:
- Что-нибудь не так, Вениамин Сергеевич? - спросил он.
- Нет, всё так, просто данные нужно предоставить для патрулей, они попросили списки караульных... Иди!
Следующим пригласили войти Вяликова:
- Данила, ты тут не точно указал, с кем в тот день проверял постановку караулов у Горбатого моста, что в Сидихиной слободе, - Жуков без особого нажима, как само собой разумеющееся протянул Вяликову его отчёт.
- Что я не указал? - спросил тот с улыбкой.
- Кто с тобой был там, когда ты с проверкой приехал, у нас отчёт для караулов потребовали. Ведь это было в день убийства Зимина, помнишь? Ты указал, что приехал проверить караулы в девять часов... Кто с тобой там был из наших-то?
- Никого не было, - уверенно проговорил Вяликов и обернулся на молча сидевшего в углу Каретникова. - Я около девяти приехал, караулы уже стояли новые, я переписал ребят по именам и поехал назад в ЧК, прибыл сюда часов в десять, а потом уж и остальные подтянулись.
- Хорошо, ступай! Всё выяснили, - произнёс Жуков и дружелюбно взглянул на Данилу.
Когда все ушли и Жуков закрыл дверь поплотнее, он подошёл к Каретникову и спросил:
- Ну, как ваши наблюдения, что дали?
- Ничего особенного. Кто-то из них говорит не правду, но очень сильно это маскирует, не придерёшься, видимо, хороший артист!.. Только вот Вяликов, почему-то сразу стал уточнять подробности того утра, будто это было для него вчера, а Сомов уже и запамятовал немного, это было видно по его заторможенной реакции. Значит, Вяликов подобного вопроса ждал и у него уже был готовый на него ответ. Вот и все мои наблюдения, а выводы делать вам, - он потёр переносицу и достал из камана очки.
Тут в кабинет громко постучали и Жуков быстро подошёл к двери, неожиданно на пороге вырос Анисимов и строго обвёл глазами обоих присутствовавших.
- У меня к вам серьёзный разговор, Вениамин Сергеевич, речь касается Вознесенской Лены, - начал он без вступления прямо с порога.
Каретников поднялся и вышел из своего угла:
- Это дочь полковника Вознесенского, как я понимаю?
- А что, знаком вам этот полковник? - Жуков улыбнулся.
- Да, представьте себе, приходилось встречаться. Так он в Ровенках?
- Он погиб вместе с семьёй в свой усадьбе, его кузен убил, Георг, а девочка одна только и выжила, - ответил Жуков и заметил, как побледнело лицо у Каретникова.
Тот снял очки и придвинулся ближе к Ивану.
- Мы слушаем вас, молодой человек, - Каретников поднял на Анисимова любопытный взгляд.
Лена укладывала бинты и лекарства в санитарную сумку Тани Барминой. Она сидела в белой косыночке и такой же по цвету кофточке у раскрытого окна и смотрела на двор, там у крыльца стояла женщина одетая во всё чёрное, она пришла сюда из скита просить помощи. Сегодня утром одна из сестёр обители угодила в капкан, поставленный, как она говорила, охотниками-киргизами, и теперь сестра лежала с повреждённой ногой и просила привести к ней врача для перевязки и лечения. Таня сразу же вызвалась туда отправиться, Лена напросилась было с ней, но приехал посыльный из Новлянки и приказал ждать очередную партию раненых бойцов, которых уже сняли с поезда и везли сюда.
- Санитарок не хватает, Леночка, будешь помогать, - приказала ей Матрёна, - а Татьяна там сама управится, после как-нибудь и сходите, а пока мне тут пригодишься.
Бармина взяла у Лены приготовленную ей сумку и побежала на двор. Вместе с этой чёрной женщиной они быстро ушли на поворот, а потом скрылись из виду за кленовыми зарослями.
И действительно, раненых было много, пригнали сразу несколько подвод, которые разместили во дворе в ряд возле коновязи. Санитарки и солдаты охраны помогали их класть на носилки и вносить особо тяжёлых в палаты госпитального барака, а те кто мог сам передвигаться, пока сидели и ждали на дворе своей очереди. Ближе к вечеру с последней партией раненых, часть из которых особо тяжёлых было принято решение отправить в Ровенки, приехал Ивлев вместе со своим порученцем Павликом Анисимовым и сразу прошёл к Родько. Павлик остался во дворе со знакомыми ребятами, а Лена тревожно поглядывала в окно на дорогу. Было уже пять часов, а Танечка так и не вернулась из этого скита. Неужели так долго могла проходить её миссия? Идти туда, Матрёна говорила не более сорока минут, а ушла Бармина около одиннадцати. Лена, поглядывая в окно, раскладывала марлю и бинты на узком столике. Но, когда все её обязанности мало по малу закончились, а больных уложили в палаты, она не выдержала и выскочила во двор. Её тут же поймал за руку Павлик. Он весело на неё взглянул и посадил к себе на колени.
- Ну как, привыкаешь? - спросил он с улыбкой.
- Да, хорошо, что и я кому-то пригодилась, что от меня есть хоть какой-то толк, - она проговорила это, а сама всё старалась напряжённо всматриваться в даль, которая уже подёрнулась вечерней синей пеленою.
Павлик держал её на коленях, прикасаясь к плечам и почувствовал её напряжение.
- Ты чего, кого там увидала? - он тоже повернул голову в сторону дороги.
- В том-то и дело, что никого... Таня ушла ещё до полудня в скит, но так и не вернулась. Мы ждём, а её все нет, - озабоченно проговорила девочка.
Павел перестал дышать, он приоткрыл губы и посмотрел на Лену:
- Когда она ушла?
- Около одиннадцати, и нет до сих пор... Я волноваться начинаю, а вдруг волки напали? Вон, говорит эта женщина-монашка, которая её вызвала туда, что их девушка на капкан напоролась, а ведь их на грозных зверей ставят, верно?
- Ну-ка, погоди! - Павлик осторожно снял Лену с колен и поднялся во весь рост.
Он быстро зашёл в госпитальное здание и выскочил оттуда уже с разрешением отправиться на поиски Татьяны. Парень подбежал к коновязи и вскочил на своего жеребца Тимошу.
- Правильно, сгоняй туда, - крикнула ему в окно Матрёна, - вдруг где заплутала, так хоть её там и встретишь!
Лена крутила головой по сторонам, она наблюдала, как Павлик выезжал со двора и в то же время смотрела на высунувшуюся из окна Матрёну и ловила себя на мысли, что чувствует нехорошее своим детским сердечком, отчего ей стало немного холодно и сразу пробрала нервная дрожь, пробежавшая по всему телу. Девочка немного постояла под окном и поднялась по ступенькам крыльца в здание госпиталя.
Её сердечко колотилось неспроста, на женщин напали, как только они вышли из скита. Монашка Гордея вызвалась проводить Таню обратно и дорогой у самой кромки леса возле глубокого оврага, что упирается в погорелый лог, они наткнулись на казачий разъезд. Молодые казаки из отряда атамана Руднева, который стоял тут в Слободке под началом капитана Еремеева, вышли поохотиться, а напали на возвращающихся в Глазуново женщин. Их тут же скрутили и потащили в лесную чащобу, чтобы позабавиться. Монашка сопротивляться не стала, она просила только не портить ей лицо и не рвать одёжу, потому как понимала, что против дюжих мужиков они одни ничего предпринять не смогут и только ухудшат своё положение. А вот Бармина сопротивлялась, как могла - она била по морде и кусала напавшего на неё казака с широкой бородой и волосатыми руками, упиралась ногами ему в пах, пока не подскочил ещё один и не ударил её головой о ствол корявой сосны. Таня тут же осела в полуобморочном состоянии, её подхватили с двух сторон и потащили к оврагу в густые заросли ольхи и орешника.
Монашка Гордея очухалась первая. Она подняла голову и огляделась, казаки уехали и можно было оправиться и уходить отсюда, но женщина еле встав на ноги, начала искать медсестру. Тани нигде не было видно. Гордея звала на помощь, но скит был не близко её никто не услышал, и тогда она медленно ушла обратно в свою обитель замаливать грехи за поруганную честь.
Татьяна долго не приходила в себя, она лежала на дне глубокого оврага в изорванной одежде и с больной головой, поэтому никак не могла слышать вопли Гордеи и её пронзительный зов. Девушка открыла глаза и первое что увидела, был кусочек голубого вечернего неба, поблёкшие краски дня пробивались сквозь кипящую листву над её головою. Она попыталась шевельнутся, но всё тело пронзила тупая ноющая боль, Татьяна порывисто села и согнулась в три погибели. Белеющие сквозь рваную юбку оголённые ноги были изодраны в кровь, колени саднили от тупых ударов по ним прикладами и были синими. Девушка попыталась встать и пройти немного к краю оврага, там её кто-нибудь найдёт, если поедут на её поиски. Она с трудом вылезла сперва в низину, а потом прошла по дну лога, поднимающегося к скату на опушке, но яростная боль внизу живота не дала ей двигаться дальше, Татьяна снова потеряла сознание, упав в густую траву. А вечером мимо этого самого густого ельника в сторону скита процокали копыта Тимошки.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
