«Мёртвый сезон» — так газетчики называли три осенних месяца в Калиспелле.
/...«надопереждатьэтучёртовуосень»... «главноеменьшеболтатьсяпоулицамвпозднеевремя»... «господидаймнепережитьэтупроклятуюосень»... — доносился шёпот из каждого дома/
Может, вы помните тот бум, в начале восьмидесятых, когда создавались добровольческие отряды и забрасывались в Скалистые горы Монтаны, в наш округ. Помните наверняка, когда за голову Потрошителя предлагали вознаграждение в полмиллиона долларов. Тогда, в своих предвыборных компаниях, будущие президенты и губернаторы обещали, в случае их избрания, в течение месяца арестовать маньяка. И я не помню человека в Монтане, который после таких громких заявлений проголосовал бы против. Даже я верил кандидатам, потому что просто устал от этой многолетней череды бесконечных убийств. Но все обещания оказывались пустышками, как и громкие слова о том, что «делом осеннего маньяка» заняты все лучшие юридические умы США. Мало того, Потрошитель постепенно втиснулся в политическую жизнь страны, играя на руку многим политическим деятелям, сенаторам, губернаторам, мэрам и очередным кандидатам в департаменты. По крайней мере, в нашем штате на каждой легислатуре в Хелене звучали разного рода многообещающие высказывания по поводу Потрошителя, смысл которых сводился к тому, что якобы все главы департаментов в поте лица только и занимаются тем, что думают денно и нощно об убийце и разрабатывают планы его поимки. Тонким намёком чинуши давали понять населению, что им нужна, мол, поддержка избирателей, дабы оставаться на своих постах (в мягких креслах) ещё на один срок, чтобы довести «дело» до конца и посадить убийцу на электрический стул. Смех, да и только! Вспоминаю, как уверенно произносил губернатор нашего штата, Дэвид Грин, в 1979 году, эти слова: «Я не покину свой пост, покуда не получу голову Потрошителя!" — а точнее, один дополнительный срок во власти. Или полмиллиона зелёненьких. Ха! И многие же верили. Верили, потому что никому не хотелось оказаться жертвой маньяка.
ПОТРОШИТЕЛЬ... Потрошитель… потрошитель... трошитель... рошитель... шитель... тель... ль... — это имя, ставшее нарицательным, эхом расходилось от криминогенных лесов Монтаны во всех направлениях, и уже не имело того первоначального пугающего смысла, как раньше. Оно висело у каждого на языке и произносилось так часто, что уже ничем не отличалось от привычных названий знаменитых мистических героев ужасов: оборотень или вампир. А подозрительные, мнительные высказывания типа: «...дружище, по радио слышал, что поймали Потрошителя!» или «... я сегодня на улице видел маньяка, у него в руке был столовый нож, и я еле унёс ноги...» — стали привычной в городе пугающей шуткой.
500 000 долларов, «спрятанных» где-то в предгорных лесах Монтаны, манили каждого американца — такая наша натура! Как во времена «Золотой лихорадки», сюда тянулись молодчики со всех штатов в надежде обогатиться. Но никто из них так и не стал счастливчиком и героем: Потрошитель продолжал убивать. Убивать у них под носом, включая их самих; а также под носом полиции. Падающие жёлтые листья заметали все следы негодяя.
Тем временем список жертв пополнялся:
1975 год — убит служащий банка;
1976 год — убит студент;
1977 год — убит рабочий из швейной фабрики;
1978 год — выпотрошен учитель географии;
1979 год — убит...;
1980 год — убит...;
1981 год — выпотрошен, обезглавлен... — всё так же в лесу за городом, всё тем же столовым ножом.
Мы с Шейлой каждую осень приезжаем в Калиспелл, чтобы отдохнуть от мегаполиса и повидать стариков, встретиться с друзьями и, конечно же, навестить мой любимый лес, а заодно попытать счастья в расследовании серийных убийств. Прошло много лет, а Микки и Джонни так и не отомщены, что не даёт нам с Шейлой покоя по сегодняшний день. К тому же, это задевает нашу профессиональную гордость: как же так, мы, два опытных частных сыщика, а не в силах поймать какого-то психа!
Как-то в 1985 году, 1 ноября, после отпевания в церкви, я решил прогуляться в свой лес. Родители мои вернулись домой готовиться к праздничному ужину, а Шейла пожелала навестить кого-то из подруг. Когда я вышел из города, на автостраде, возле леса, меня остановил молодой полицейский и попросил предъявить удостоверение личности (в последнее время для местных эта процедура, скорее, для отвода глаз, нежели ради безопасности, являлась привычной).
— Хочешь найти психа? — саркастично усмехнулся офицер, протягивая обратно мне мою визитку и документы на право ношения оружия.
Я ответил ему, что в этот лес хожу с детства, что в нём потерял двух своих друзей и, естественно, буду очень счастлив поймать этого ублюдка, если повезёт.
— Но ты, всё же, будь осторожен, коллега, — посоветовал страж. — На днях пропал парень. Шеф заставил нас прочесать полосочку леса вокруг города шириной в десять миль. Хе! Мы неделю вкалывали с утра до ночи, ползали на коленях, изучая каждый дюйм, и всё напрасно. Возможно, исчезновение парня — его работа. — Офицер посмотрел в сторону леса. — Мне приходится, дружище, дежурить здесь и ночью. И хотя у меня за поясом пара стволов, знаешь, дурные мысли не улетучиваются. Может он и сейчас где-то в лесу поджидает очередную жертву, такую, вроде тебя, приятель... Жаль, что деревья разговаривать не умеют, а то бы они всё рассказали, они-то всё видят. Не советовал бы идти туда, но, в случае чего, стреляй — прибегу. О'кей?
— Спасибо, — ответил я, и вошёл в золотистый массив.
"Жаль, что деревья разговаривать не умеют..." — сказал полисмен. Нет, лес живой, и деревья умеют говорить. Только не так громко, как люди. Они разговаривают шёпотом, тихо так, нежно... особенно осенью, когда идут листопады.
Я вошёл в лес, и всё во мне всколыхнулось, заиграло, разгорелось. Этот жёлтый ковёр, этот долгожданный пряный воздух, эти липкие опавшие листья — я снова погрузился в атмосферу умиротворения. Убаюканный в нежных объятиях осени, я позабыл обо всём на свете, даже о Потрошителе. Сознание переключилось: захотелось отдохнуть от всего. Отрешённый от мирской суеты, я бродил несколько часов, погружённый в пространство небытия, пока не очнулся оттого, что чуть не подвернул ногу, наступив на невысокий, мягких холмик из опавших листьев. Выругался — не хотелось возвращаться в реальность. Посмотрел на кучку листьев, о которую споткнулся, и что-то в ней мне показалось странным: явно не природа их так уложила. Осторожно ковырнул носком ботинка верхушку... ещё раз... ещё, и отпрянул — из образовавшегося окошка показалось застывшее в маске ужаса серое и холодное лицо молодого человека. Я многое повидал за жизнь, но тут мне почему-то сделалось нехорошо: чего-то не хватало в этой кучке листьев. И я догадался чего — объёма! Потому что из листьев на меня смотрела — одна голова. Искать остальную часть я не решился. Достал пистолет и выстрелил вверх.
Мартин со своими людьми обыскали чуть ли не полштата, а убитый находился всего-навсего в двухстах ярдах от дороги, на которой пассивно дежурили офицеры.
Через двадцать минут то место кишело людьми в форме.
Расстроенный и злой я вернулся домой лишь под вечер, как только ответил на однообразные, формальные вопросы Мартина и Тэйнка.
На следующий день все узнали из газет, как частный сыщик из Миннеаполиса, Пол Уипл, то бишь я, во время прогулки в лесу наткнулся на присыпанную листьями голову мужчины, недавно пропавшего без вести двадцатитрёхлетнего Майкла Моррисона. Остальную часть тела нашли неподалёку; на животе покойника красовалась надпись, написанная красным маркером: СМЕРТЬ ФАШИСТАМ!!! Вместо одной из точек в восклицательном знаке был воткнут нож: всё тот же столовый, с пятидюймовым лезвием и ручкой, отделанной серым перламутром. В прессе также говорилось, как по следу предполагаемого убийцы шла собака, но потеряла его где-то на границе с городом.
Спустя несколько дней, перед отъездом в Миннеаполис, я зашёл в управление полиции к Джорджу Мартину поинтересоваться ходом следствия.
— Понимаешь, коллега, сплошная тьма. Не пойму одного: как ему удаётся проскальзывать у нас между пальцами? Этот подонок работает так чисто, что нам не за что даже зацепиться. И место же выбрал, подонок, — лес. Будь всё проклято, но разве можно в лесу найти следы, разве обнаружишь среди листьев волосинку с его дурацкой головы или ту же нитку?.. Если даже какой-то след и оставит, опять-таки, дождь тут же размоет все улики или их спрячет под себя выпавший снег. Мы как-то решили фиксировать всех, кто покупает эти чёртовы ножи. Но затея оказалась глупой: такие ножи продаются во многих штатах... Да и покупать их, собственно, стали реже — символ смерти, вроде как...
Да, мне знакомы такие слухи и сплетни насчёт этого ножа. Считалось, что тот, кто купит такой нож, невольно сам станет убийцей-маньяком, так как он несёт в себе дьявольскую силу. Нож этот якобы заставляет идти на преступление и обладает кармой СМЕРТИ.
— Что мы определённо точно знаем о нём, — продолжал делиться Мартин, — так это то, что подонок хилый. Так работать ножом может разве что семилетний мальчишка. Маньяк физически слаб, и это наглядно видно по неглубоким, рваным ранам. Ему приходится по нескольку раз полосовать по одному месту. На глаз видно — рука у него слабая. Всё это смахивает на детский почерк, но даже если Потрошитель подросток, он же должен давно уже вырасти! Мы всех рахитов и больных в городе пробили — всё тщетно. Не знаю, что и думать. И почему он убивает мужчин под такими лозунгами? Каким образом заманивает в лес? Остаётся ждать и надеется на чудо: когда он допустит промах. А ждать времени нет. Эти динозавры, — Мартин указал пальцем в потолок, — требуют и пугают отставкой. Звонят каждый день из Хелены и Вашингтона... Они думают, что я Бог, что ли, или ясновидящий? Вот так мы и работаем, коллега. И мне кажется до-о-олго мы будем его искать, долго...
Сейчас идёт 1992 год. На счету Потрошителя 27 смертей. И никаких следов.
И где-то далеко в прошлом Микки и Джонни.
[justify][font=Times New
