Алексей Петрович Слепцов робко, вслед за молоденьким попом, суетливо топчущимся возле гроба его безвременно почившей жены, посмотрел на таинственно замершие в глубине храма печально-умиротворённые лики святых и невольно вздрогнул от внезапно охвативших его чувств, какие всегда возникают от прикосновения к неведомому и зловеще опасному.
- Боже духов и всякия плоти, смерть поправый и диавола упразднивый, и живот миру Твоему даровавый! Сам Господи, упокой души усопших рабов Твоих в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, отнюдуже отбеже болезнь, печаль и воздыхание. – Поп принял из рук помощницы, которая внезапно появилась откуда-то из боковых дверей, свиток из белой материи, аккуратно его развернул и положил в гроб, – Всякое согрешение, содеянное ими, словом, или делом, или помышлением, яко Благий Человеколюбец Бог прости, яко несть человек, иже жив будет и не согрешит, Ты бо един, кроме греха, правда Твоя, правда во веки, и слово Твоё истина…
Все, стоявшие вокруг гроба люди, зашевелились и, перешёптываясь, начали зажигать свечи, которые накануне раздала неугомонная и вечно куда-то шныряющая помощница попа. Поп, не спеша, бережно расправил материю, оказавшуюся свитком с крупными печатными буквами, и вернулся на свое место. Он снова начал говорить наполненные неосознаваемым, но щемяще безысходным смыслом слова, и все окружающие Алексея Петровича люди благоговейно ему внимали.
Вообще-то, этих людей, реденьким строем, окружившим гроб, в котором с умиротворённым лицом лежала его Софушка, было немного – человек пятнадцать: родня, бывшие сослуживцы и соседи. Но Алексей Петрович и их не замечал, потому что всё его внимание было приковано к дочери, стоявшей чуть сбоку от него, и её молодому человеку. Он то и дело бросал внимательный взгляд на её милый и родной профиль с точёным носиком и пухленькими губками, на тёмный платок, укрывающий густые русые волосы, на её хрупкую фигурку, возле которой застывшая в подчёркнуто почтительном молчании неуклюжая фигура её нового бойфренда казалась неуместно громоздкой.
«Боже… милая моя Машенька… - шумно вздохнул Алексей Петрович и, увидя, что все начали креститься, тоже неловко покрестился. Он почему-то вспомнил тот давнишний разговор на кухне, когда его Софья, ещё не сломавшаяся от долгой и тяжелой болезни, пытливо глядя в глаза дочери, строго спросила:
- Ну, и где он, твой женишок? Где его обещание познакомить нас с матерью? Или вы так и будете женихаться, пока… не дай Бог… - она осеклась, потому, что в дверь просунулся внучок Димка с умилительно-невинной своей рожицей.
- Мама… - не обращая внимания на сына, заковыряла вилкой в тарелке Маша, - у нас с ним всё закончилось…
- Неужели? – шумно поставила кастрюлю на плиту Софья. Она поджала губы и, увидев, что внук снова ушёл из кухни, заинтересованно осведомилась:
- Он сам ушёл… или ты его прогнала?
- Ну, мама… какое это имеет значение?
- Я просто хотела знать… насколько у вас с ним всё было серьёзно?
- Если ты имеешь в виду интим… то успокойся.
- Маша! – я имела в виду другое… ты же должна понимать меня.
- Ничего у нас с ним не было… если не считать его болтовни насчёт нашей поездки за бугор?
- И ты купилась? А я тебе что говорила? Гаити – не хотите… на метле вокруг дома он тебя хотел прокатить… твой ухажёр, который, небось, за всё время ни одного цветка тебе не подарил.
- При чём здесь цветы? Это сейчас такая мелочь…
- Ну, да… у вас сейчас другие знаки внимания.
- Я, мама, с другим мужчиной познакомилась, - посмотрела своими голубыми сияющими глазами на родителей Маша. И давай забудем обо всех моих прежних.
Она перевела торжествующий взгляд на отца:
- Он тоже любит свою машину… у него есть старенькая «Волга», которую он всю перебрал своими руками.
- А ещё что он любит? – тут же встряла Софья.
- А мы с ним знакомы всего неделю…мама…
Маша запнулась и виновато посмотрела сначала в сторону отца, потом – матери:
- Он живёт в Новосибирске…
- Не поняла… - промямлила растерянно Софья, а Алексей Петрович удивлённо хмыкнул.
- Мы с ним познакомились в соцсетях.
Алексей Петрович тогда в сердцах даже завтракать не стал, что с ним бывало крайне редко. Он ушёл в спальню и уставился в телевизор. Он понимал, что никакие разговоры не помогут вразумить его шебутную дочь в том, что принимать всерьёз эти словесные макароны пряного засола соцсетей могут только глубоко наивные люди. Он терзался от мысли, что любые его разумные доводы бессильны перед умелыми и извращёнными посулами похотливых и самодовольных самцов, безошибочно находящих слабину женских ожиданий. Он вслушивался в громкие женские голоса на кухне и никак не мог взять в толк: ну, почему так бестолкова она – их женская логика? Не раз, не два наступят бедняги за свою долгую жизнь на грабли мужского продуманного эгоизма, и нет… нет, они не просто забывают прежние обиды – они почти осмысленно тянут ногу на грабли новые.
…И он только улыбнулся, сняв очки и глядя на порозовевшую от бурного разговора с дочерью, Софью.
- Нет, ты не смейся… - она присела возле мужа на низенький пуфик, - они вообще-то переписываются давно… ну, просто, как с другом по интересам…
- Так ты не против? – перебил её Алексей Петрович.
- Не против чего?
- Ну… их связи…
- Какой связи? Девочка познакомилась с умным, начитанным парнем… делится с ним своими мыслями… понимаешь, сейчас это так у них… ну, вобщем, - сплошь и рядом…
- Делится? – задумчиво переспросил Алексей Петрович, - а дальше что?
- Ну, тебе сразу – и дальше.
- Ты, Софушка, за дурочка-то меня не держи…
- …а дальше – посмотрим.
Софья наклонилась, защекотав волосами щеку мужа, и заговорщицки прошептала:
- Это хорошо, что она нам всё рассказывает… мы же с тобой не допустим ничего дурного, верно?
…Но не прошло и недели с того разговора, как их Машенька засобиралась в дорогу. Она быстренько оформила отгулы на работе, закидала в дорожную сумку вещи и встретила родителей, вернувшихся с дачи, словами, тон которых возражений не принимал:
- Мамочка и папочка, я еду в Новосибирск!
Они проводили дочку на вокзал, забрали из садика Димку и растерянно уселись на шкафчик для обуви в прихожей.
- Я почему-то верю, что всё у неё получится, - разглаживая в руке вязаную шапочку, посмотрела на мужа растерянным взглядом Софья.
- Ты имеешь в виду замужество?
- Да… ты знаешь, что он ей написал? Она мне ещё два дня назад призналась… мол, если женюсь, то Димку усыновлю…
- Софа… - покачал головой Алексей Петрович.
- А что – Софа? Если девчонку зовут замуж, то почему не попробовать? Или ты предлагаешь дочке в старые девы записаться?
- Но так разве можно? В чужой город… к незнакомому парню. А на каких правах? Где она ночевать будет?
- Он ей пока номер в гостинице заказал…
- Не знаю, Софа… ничего не знаю… - только и смог ей ответить на это Алексей Петрович.
… И то верно. А что можно было сказать на то, что твоя родная дочка добровольно и в полном своём здравии вдруг пошла и записалась в содержанки.
Тем более, что когда она вернулась, ей вообще голову снесло.
- Мамочка, это мой человек… если бы ты знала, как я его полюбила… - прошептала она, едва впорхнула в дверь.
- Вы с ним обо всём говорили?
- Вообще обо всём! Понимаешь, он живёт с мамой… разведён… детей нет…
- Квартира мамина?
- Их общая… двухкомнатная… мама говорит, что места хватит и на троих…
- Почему на троих? А как же Дима?
- Диму, мамочка, мы решили пока не брать.
- А потом?
- А потом вы с папой переедете к нам и Димочку привезёте.
Алексей Петрович еле сдержался тогда, чтобы не взорваться. Но когда жена с горестным вздохом пришла с ним поговорить, он только и сказал ей:
- Что поделать, Софа… ради дочки…
- Алёша, мы ничего не будем делать с бухты барахты… но девочка у нас уже взрослая, она прекрасно всё понимает… а мы просто должны ей помочь.
- А кто хоть жених-то её? Где работает, как живёт? – Алексей Петрович порывисто обнял жену и притянул к себе, - Девочка понимает… а понимаете ли вы обе, мои простодырые мечтательницы, что если у мужика за тридцать нет семьи, то либо он дурак, либо альфонс?
- Он не дурак… - недовольно отодвинулась от мужа Софья, - а насчет альфонса… сам подумай.
- Ну, хорошо, а планы-то у них на будущее какие?
- Планы? – Софья сразу сделалась деловито озабоченной, - У Олега хорошая специальность – он программист. Работает в серьёзной строительной фирме. Мечтает о ребёнке… жену искал такую, чтобы была без претензий, умела готовить… была хорошим другом…
- …и таких в Новосибирске не оказалось? – недоверчиво перебил её Алексей Петрович.
- Понимаешь… - замялась Софья, - как бы тебе это сказать… ну, он не из таких, чтобы сводить с ума… и рост его… сто девяносто пять.
… И действительно, много ли старшему поколению, выработавшемуся до предельных возможностей и покойно теперь живущему на пенсионном государственном обеспечении, нужно от жизни, кроме как того, чтобы были счастливы их взрослые дети? Алексей Петрович как-то очень покорно принял ту данность, какую объявила ему беспристрастная судьба. Он, благословив, отпустил дочку и вместе с женой занялся хлопотным приготовлением к переезду. Здраво рассудив, что многие старые вещи, накопленные за их долгую жизнь, на новом месте не понадобятся, он предложил, а жена его поддержала – продать их, даже если и за очень дёшево. Квартира, машина, дача… - всё это, конечно, стоило не таких уж больших денег, но при правильном раскладе их должно было вполне хватить на однокомнатную «хрущёвку» даже и в областном центре.
И когда они уже, как говорится, «сели на чемоданы», Софья вдруг сильно простудилась. А тут ещё – эта неопределенность с их переездом.
Она долго отказывалась лечь в больницу: мол, подумаешь, - простуда. Но хворь не отступала. И когда Софушку увезла всё-таки «скорая», молоденький врач, дежуривший в приёмном покое, сразу же закричал на кого-то, чтобы срочно везли больную в операционную.
… Когда гроб снова перенесли в катафалк, и Алексей Петрович направился к кабине машины фирмы ритуальных услуг, к нему вдруг подошла Маша и, нервно теребя кончик платка, неловко накинутого на пышные волосы, тихо спросила:
- Папа… а может ты с нами всё-таки поедешь?
- Куда? – не понял Алексей Петрович.
- В Новосибирск…
- Ты, дочка… неужели не понимаешь, что без мамы я отсюда никуда не поеду… а ты езжай… а Димку я потом тебе привезу.
- А если мы и маму с собой заберём? Ты поедешь?
- Ты хочешь сказать…
- Да… и мы с Олегом уже это обсудили… он же приехал на своей «Волге»…
- «Волге»? И как ты себе это представляешь?
- Папочка… гроб туда, конечно же, не войдет… а если тело завернуть в ковёр, то можно его будет провезти на кузовном багажнике.
…Отбренчали столовые приборы после немноголюдной поминальной трапезы, ушли, крестясь, соседи и старые знакомые Алексея Петровича, попрощалась с отцом, не выпуская из руки руку своего хмурого Олега, Маша. Он поцеловал её в пухленькую щёчку, заглянул в виновато затаившиеся отрешённые глазки и тихо сказал на прощание:
- До свидания, дочка… мы с мамой ждём тебя всегда… и любим.
Но то, что он всегда осознавал любовью почему-то скукожилось в какое-то неопределяемое понимание, схожее с затхлостью и рассыпающейся в тлен пошлой обыденностью.
