и томный, и страстный и нежный - но бесконечно трагичный - она никогда, никогда не будет вместе со своим возлюбленным.
Это был любовный и страстный танец-плач.
Я никогда такого не видел.
Весь ресторан был просто оглушён ею.
Но как смотрел на неё Гуревич…
Думаю, что с мужчинами соответствующего возраста там случились повальные микроинфаркты.
- Ты сейчас прозевал такое кино… - бурно хлопая, когда она закончила, вздохнул Гуревич.
Почему прозевал?
*
Неделя пролетела и мы поехали дальше.
Взятие Бастилии - не состоялось.
Конечно, Хиля нас проводила, а я не мешал им прощаться.
Оба были очень грустны, и мне показалось, за что-то друг другу бесконечно благодарны.
Я решил:
он - за то, что она подарила ему эти чувства,
она - что не лез со своими мужичьими глупостями.
*
- Ну и дурак же ты! - сказал мне Гуревич.
Он говорил мне это не однажды, но в тот раз я возразил:
- А чего это я дурак-то?
- Как она для тебя танцевала! С тобой и для тебя.
- Да ладно - для меня. Это она вам пейсы щекотала.
- Такая женщина! - сокрушённо вздохнул Гуревич. - И даже не заметить - как она была в тебя влюблена… Ей было так больно.
Да не заметил я.
*
Честно говоря, прохлопанная мною боль мамы Хили оставила меня почти безучастным,
Но меня поразил Гуревич.
Я только потом понял - ему было больнее - эта Хилари глубоко зацепила его, ранила до сердца. Но зажав свою страсть, все свои чувства и боль, как же тактичен он был с ней. Как он был нежен и заботлив.
Как настоящий мужчина.
Надеюсь, вспоминая нас, Хиля больше вспоминала его.
Вот такой вот странный, эфирный и бестелесый треугольник пережили мы с ним однажды в Америке.
Но, чёрт возьми, много позже мы, кажется, догадались - кто такая была эта рыжая Хиля.
*
продолжение...
"Этот был крик одинокой чайки в океане, потерявшей в небе добычу", - украду, пусть и отсижу пять лет, но украду.
И опять прочитал, Владислав с удовольствием. Спасибо.