тело женщины... крик о помощи

                                                                        глава вторая,
                                        в которой читатель знакомится с положительным героем
                                                           и некоторыми обстоятельствами, 
                                            свидетельствующими об этой его положительности
                                                             и явно способствующими ей.

   Поезд прибыл ночью. Вкатился на пустынный перрон, молодецки присвистнул и, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, остановился. Ослабляя тормозные колодки, устало и шумно испустил дух.
   Путник проснулся от резкого толчка. Чуткий сон отлетел мигом. Тело обрело привычную подтянутость и бодрость: постоянная физическая готовность была одним из его приоритетов.
   Последний пассажир, с которым ему оказалось по пути, дотошный хорошо политизированный старик, сошёл, видимо, на предыдущей станции, оставив в стакане на столике недопитую «минералку». Вода колыхалась от недавнего толчка, отражаясь на потолке вагона колеблющимся «зайчиком». Путник весело подмигнул ему и, набросив на плечо изрядно потрёпанный армейский вещмешок, направился к выходу.
   В тамбуре ждала молоденькая проводница, хорошенькая хохотушка, всю дорогу поившая его чаем, сладким, как нектар, что – при известном дефиците сахара в стране – могло быть истолковано как «тонкий намёк на толстые обстоятельства». Намёк он понял, но проводница как-то не влекла его ни своей слащавостью, ни своей доступностью.       Однажды он случайно взял её ладонь в свою… Так, скажем, от прилива чувств. Ладонь оказалась горячей и потной… И он почувствовал, как мелко и похотливо дрожит её маленькое тело, как часто и шумно дышит она, готовая немедля и безоговорочно принять его ласки…

   Сейчас, выходя из вагона, он задержался перед нею. В тусклом свете увидел лицо, искажённое досадой. Нащупал потную ладонь и вложил в неё деньги.
   -Это за чай, - сказал.
   Она хмыкнула: «Ещё чего…»
   Он пошёл к выходу и уже на подножке услышал вдогонку: «Чурбан этакий: даже не познакомились…»
   -Меня зовут Алексей. Алёша…
   Она подумала и сказала: «Алёша с водокачки…»
   Он улыбнулся и спрыгнул с подножки.

   По пустынному слабо освещённому перрону, покуривая, неспешно передвигались два милиционера.
   Поезд, сердито посопел, лязгнул сцеплениями и воровски медленно пополз в темноту. Проводница махала рукой, высунувшись из двери вагона, пока темень не всосала её, и поезд, и последний вагон, укоризненно покачивающийся на рельсах.

   Приезжий обогнул небольшое достаточно уютное здание вокзала и вышел на такую же небольшую и такую же уютную городскую площадь. Невдалеке одиноко маячил подслеповатый зелёный огонёк. Сообразив, что ехать прибывший не собирается, таксист открыл дверцу машины и, вывалившись наполовину из кабины, спросил:
   -Водка нада?
   -Сколько?
   -Скока хочешь…
   -Стоит сколько?
   -Две красненьких.
   -Бутылка, что ли?
   -Нее… ящик. Ггы… - и резко захлопнул дверцу. Машинка взвыла, рванулась с места и, взвизгнув тормозами, уткнулась в бордюр поодаль.

   Стало тихо. Город спал. Неутомимый честный труженик, громыхающий мощным производственным потенциалом своих многочисленных предприятий – заводов и фабрик – отравляющий окружающую атмосферу кустистым дымом высоченных труб, выхлопными газами автомобилей и ядовитым сигаретным дымом заядлых курцов – с раннего утра и до позднего вечера, бедняга, он не знал и не имел покоя. И только в тёмные, иногда даже и вовсе непроглядные ночи, очищающие воздух и приносящие живительную прохладу, и благодатную тишину…
   -Помогите!.. – пауза… и досадная риторика: –  Кто-нибудь может, наконец, помочь? Есть в этом городе настоящие мужчины?.. Чёрт подери!
   Крик отчаяния доносился из глубины привокзального скверика. Сквер был излюбленным местом романтиков и карманников – «щипачей», как несколько пренебрежительно именовала их «блатная элита»: гопстопники, домушники, мокрушники и стремительно входящие в моду «новые спецы» – рэкетиры. Щипачи работали парами. Привокзальный сквер был конечной остановкой троллейбусного маршрута, и поскольку троллейбусы, с их полными пассажиров салонами, были, что называется, своеобразным Клондайком для карманных воров – конечная остановка служила местом своеобразной передышки и дележа, как правило, крупной добычи. Карманники оккупировали сквер днём, романтики – ночью. Поскольку же вокзал всегда считался (и был!) местом достаточно криминализированным, случалось, пристрастия неизбежно и, похоже, удачно совмещались: карманники становились романтиками, романтики – карманниками.

   Помощи, похоже, просила девушка. Она сидела на несколько высоковатой для её небольшого росточка садовой скамье и беспечно, совсем по-детски, болтала ногами.
   -Простите, - удивился Алексей, - мне показалось…
   Девушка окатила его небрежно-презрительнм взглядом, ловко выдула изо рта белый пузырь жвачки, размером с куриное яйцо и, когда он лопнул, уточнила:
   -Не показалось – послышалось…
   -Но…
   -Не запряг – не погоняй…
   -Но…
   -Опять «но» …  Ты что извозчик?
   -Ну, если я извозчик, то вы, простите…
   -Кобыла. Ты это хотел сказать? Как грубо!
   -Простите, но…
   -Опять «но» …
   -Мне послышалось…
   -Не послышалось, – перебила настойчиво, даже несколько грубовато, – я действительно звала на помощь.
   -Но…
   -Опять «но» …  Я скоро «ржать» начну.
   -Однако, я вижу вам ничего не угрожает.
   -Угрожает…
   «Ну, везёт мне на девушек лёгкого поведения», - вспомнив проводницу, не без досады подумал Алексей. – «Но эта,    пожалуй, будет покруче…»
   -Меня, как видишь, мои «пацыки» оставили одну. Бросили. Сказали ненадолго. Что с ними могло случиться? Запили? Застряли на бильярде? А, может, их «менты» повязали?
   -Может. Если есть за что.
   -Ты что – с луны свалился? Есть за что, нет за что – это же менты: замели, очистили карманы, надавали по почкам, закрыли, и все дела. Выпустят только утром. И Бык с машиной как сквозь землю провалился. А у меня ни денег, ни сигарет. Вот, только это… - она достала из-под скамьи недопитую бутылку водки и предложила: - Выпьешь?
   -Спасибо – не пью.
   -Тогда угости сигаретой.
   -Извините – не курю.
   -А женщину… Женщину хочешь?..
   -Я женщинами не интересуюсь…
   -Так я и думала: ты педик или гомик…
   Задело. Стало обидно.
   -А ты, случайно, не шлюха?
   -Нет. Я – дочь секретаря обкома партии. Первого секретаря, между прочим.
   -Приёмная дочь?
   -Нет, голубчик, – родная.
   -А-а… Тогда я – настоятель Кентерберийского собора.
   -В натуре? Ой, «хохочуха»!  
   -Так, «хохочуха», помощь не нужна – я пошёл.
   -Постой! А вот и мои кавалеры. Знакомьтесь…
   -Я – Мэлор, – «сходу», не глядя на Алексея, бросил подошедший и протянул руку. Рука была холодной, пожатие – вялым.
   Алексей назвал себя.
   -Алексей? – повторил Мэлор, словно взвешивая, – Алекс. О! Будешь Алексом. – Ты военный?
   -Десантник… Бывший, правда…
   -Неправда… Десантники «бывшими» не бывают. Десантник – это религия, состояние души. Ты для нас просто находка, – и, обернувшись к присутствующему второму, повторил: - Он для нас просто находка.   
   Второй «кавалер» себя не назвал. И не стал знакомиться. Он взасос тянул из бутылки горячительную влагу и шумно сопел при этом своими ноздрями-соплами.   
  
   Тут его и застукали менты, неслышно подошедшие к компании.
   -Чем занимаемся? – спросили.
   -Да тут вот… старого друга встречаем. – мигом нашёлся Мэлор. – Афганец, десантник, боевой офицер, имеет, между прочим, кучу наград…
   -Да имей ты хоть кучу дерьма… Распитие в неположенном месте… Квалифицируется как грубое административное нарушение, – загундосил страж порядка. – Наказывается штрафом или…
   -Штрафом. Штрафом, шеф, – засуетился Мэлор, и протянул тому крупную долларовую купюру. – Сдачу не надо. Квитанцию тоже. Дико извиняемся и уходим.
   -Ладно, ладно… – оживились милиционеры, взяли мзду и окунулись в темноту.