Никого не удивил момент Меркатора, когда бог был пойман, как заигравшийся ребенок. Лошок, ты попал. Но и где-то проныра: на уровне чувств между нами. Вот только когда он нужен, на самом деле необходим, немедленно следуют перебои со связью, бывает, и вообще не тот абонент. Да и цифрами скорее болен (пароксизмальной изжогой уязвимости), нежели получаешь по наследству в виде ежегодного дохода из общей Penatos; буквы имени сжаты из языков. Мы иcкали-искали, и не нашли, и тогда испытали оружие. Пострадали сами же - от отдачи. Сюжет столь раскидист, что как бы запутан. Ближе к финалу проясняется - дабы не оставить у зрителя эмоции сомнения. Угроблено в глухой гротеск и всё возлелитературное критическое комментирование. И след так простыл, что кажется узором на морозном стекле. Сигнал SOS поступил четверть часа назад, и вот вызвал в зале некоторый смех, и немного кашля. А у нас есть бог? Это хорошо. Вся сonstitutio апокрифических ссылок подавно цитатствует в суть процесса: набросать, шелухе подобно, уплести в паутину, а стены мы декорируем молодыми побегами молочая. В саду распускается (всё просто) небольшой бутон. Окна станут вывихнуты июнем, вырваны июлем, расчленены августом - и только индейское лето да будет таким, как мы хотели, пусть кратким - но бескорыстным, потому что отчаянным. Стены так и останутся из стекла. Принцесса окажется имплицитной программой, и так и исчезнет, пока никто не хватится. Сигнал будет принят. Сигнал бедствия - за сигнализацию бесчинства. Спасут ли ценное? Или в двусмысленном полониевском положении, запутавшись в портьере и заплутав - в целом - в жизни? Попадалово на гамлетствующего гопника - самого безжалостного и беспощадного из. Ты выключишь свет? Да. И обойду пару раз гулкий замок, пустой дом без острых углов (привидения обтесали и время свое обточило), часам мы устроим синдром отмены. Прочим приборам пружинозависимую параною. Дворецкий возглавит прогулку с коптящим факелом в вытянутой руке, остальные слуги поплетутся сзади, замыкая шествие. Плачущие на холодном ветру цыгане обернутся скрипом половиц и одним консьержем, чтобы, замкнув за спиной надтреснуто звякнувшую дверь, отрезать тебя от прошлых "навсегда", всех вместе с куском темноты размером ровно в половину Вселенной. Смерть ждёт-пождёт среди пауков, этикеток и пыли. Но она-то подождёт. А вот не радует, как кухарку насилует ловкий, хотя и корявый, садовник. И с`учкам зачитали отче наш. Гондольер с геранью в глиняном горшочке говорил, заверяя нас, что гордится происхождением. Улыбка тенью прошла по лицу. Сентябрьский острый солнечный свет пробивал воздух. |
