Дом на Меже. Часть первая. На пороге

1. Крылечко
На пороге сижу. В лопатки из сеней холодом тянет, а двор за день набрал пасмурного тепла. Большой дом, старый. До сентябрьских заморозков целиком его не протапливают, кухня в другой стороне.
Облачная августовская хмарь. Вдоль забора трава вровень с яблоньками, за всё лето не кошеная. Под ногами сорные колоски. Мысли такие же: обычные, неважные: «Мне до сих пор одиннадцать лет или уже тринадцать? Или засчитывается только половина?»
Кончается вторая суббота по мёртвой луне, после неё наступит первое воскресенье – по живой. Лягу спать мёртвым, проснусь живым. Норм, привык уже. Туда-сюда, не покидая дома. «Пять столетий он принадлежит нашей семье!» Если так пойдёт и дальше, ещё сто лет мне это от живых слушать, и вечно – от покойников! Характер у наших – железобетон, со смертью не меняется. Люблю родаков, но не понимаю в чём фишка, хотя, ок… – «родовое гнездо» круто, да.
«Не сиди на пороге, не передавай через порог...» Уж не из-за того, что я сидел на нём, всё это случилось. Не говоря про болезнь Ярика. Он привычки такой не имел, а умер прежде меня и по-настоящему.
Вдоль завалинки те же остистые колоски, высохшие до соломенного цвета. Завтра спрошу ма Раю, что за сорняк. Сегодня рвать бесполезно, с мёртвой луны на живую ничегошеньки не пронести.
                    ---------------------
Ярик всегда иронизировал: «Фамильный оплот Межичей! Как-будто речь про замок с башнями! Дом и баня, три сарая. Здорово, конечно, что его не сожги, не отняли. Да и то не удивительно, если со стороны посмотреть». Я не спорил, что он понимает. По крови-то Ярик – не Межич. И не сараи, кстати, а мастерские! Я молчал, но внутри себя не соглашался. Мне наш дом нравится. Он такой… – основательный, без вычурности, балконов, колонн там всяких. Двухэтажный приземистый дом, а главное большущий. Окна маленькие, двор широкий. Пристройки уличные, погреба, всё по уму и в нужную меру. Дед говорит, что я после смерти по-стариковски рассуждать начал. Ну, может быть.
Ярик, он не по крови был Межич. Уж не знаю, как теперь считать кровь. Мать Рая и Сева Вячеславович, мои приёмные родители, забрали его после смерти дядиной первой жены. У той родни силой отняли. Любили как первенца, хоть ему было три года с копейками. А меня взяли у дядиной сестры, из восьми детей младшего. То есть, я – по крови Межич. Потом, через два года Полька, их общая дочь родилась.
Ярик меня всегда по фамилии звал, ревнуя что ли. За ним и другие стали так называть. Ок, я не против. А вот и он...
Из-за сарая, где крытые пристройки:
– Межка, ты на дворе? Подойди, глянь на чертёж, а? Мы с дедом перелаялись уже. Он не видит мелко, я запутался чё-т...
Каравеллу строят, модель. Нашли специалиста по кораблям: жульверна читал...
– Щас иду!
– Правда иди! Темнеется, а там сколько ещё тебя ждать.
Сколько-сколько, четырнадцать дней по живой луне, как будто не знает. Я в ответ:
– Учти, Ярик, когда на воду спустите, я в кругосветку с вами капитаном пойду!
– Чой-то с разбегу?! А я кем тогда?
– Так юнгой же!
Из-за сарая доносится одобрительное кхе-кхе. Я деда не слышу, но точно знаю, какими двумя буквами он этого «юнгу» сейчас перелицевал.
============================================================
2. По мёртвой луне
В городе болтали, что инфекция пришла с румынскими цыганами, с их леденцами на палочках. Народу из каждого утюга объясняли, что это не отрава, что это грипп такой, к которому местный иммунитет не приучен. Да разве переубедишь, бабки-то лучше знают.
До гриппа смерть дважды проходила ко мне впритирку. Или трижды? Как посмотреть: дед и близнецы. Но это была какая-то не настоящая, не страшная смерть. Дед последнюю зиму всё лежал, лежал, да так в гроб и перелёг, лишь немного в чертах заострившись… Ему время настало. Близняшки гостили у нас мимоездом, убежали купаться и запутались в сети. Я мелкий был, выражение «на дно ушли» понял в самом прямом смысле. Пожили на земле, теперь в реке будут жить. Почему бы и нет?
То, что горячий, как котёл в баньке, Ярик может умереть, мне даже в голову не пришло. Я не успел ни поверить в его смерть, ни за себя испугаться, когда проваливался и увязал в ледяной, раскалённой постели.
Злой грипп, стремительный. Озноб и некуда себя девать. Шторм в голове. Когда жар круто пошёл вверх, стало теплей, спокойней.
Гул крови в ушах. Лампа, комната, лица – как рябь на темноте, смотреть неприятно, трудно. Да и зачем? Струнные звуки, которых быть не могло, требовательно заговорили басами. Я потерял руки-ноги: что высунуть из-под одеяла, чем его откинуть? Вдохнул и провалился куда-то.
                    ---------------------
Обычнейшее утро. Голова ясная, тело в порядке.
Я встал и босиком иду-иду вдоль по широким, прохладным половицам… В дальних комнатах разговор.
Помню, как я обиделся слегка, не обнаружив ма Раю у кровати, ни даже в комнате. А полы намыть, значит, важное дело? Когда Ярик болел, в изголовье сидела, не отходя. Всё равно ей на меня?
На кухне, вот где все. Гости к нам приехали. Баб Настя с вечной своей товаркой и её совсем дряхлой матушкой. Дед и Ярик за столом здоровенный пряник уминают. Сколько её помню, баб Настя всегда такой привозит, медовый, глазированный.
Дед:
– Кхе-кхе, здорово по мёртвой луне!
– А то ж.
На лавку кивает:
– Садись.
Ярик подвинулся… – тут меня и прошибло: я же помню, как его хоронили. И деда помню, как… Они – мёртвые. Значит, и я?
Ок, сажусь. От миски с кашей идёт вкусный пар, масло тает. Пряник и чай – совсем настоящие.
Первые дни я не решаюсь выйти за ворота. Потом окажется, что и в этом нет проблемы.
                    ---------------------
Школа для меня – пуста, улицы тоже. Дом – обыкновенен. На компе – полный набор сохранённых вещей, но без интернета. Проходит неделя. В гостевых комнатах звучит пианино из-под мёртвых рук.
Баб Настя ещё живого Ярика музыке учить начинала. Когда по ней годовщину справляли, на могилку ездили, он плакал. Немного вредная бабка. Сама же к нам перебралась, и сама нудела: людно, шумно. Старая дева читала биографии, слушала классические концерты на виниловых пластинках. О себе говорила: «Я среди мёртвых живу». Вот теперь на самом деле.
Ничего нет особенного, чтобы рассказать про эти две недели. Ну, с Яриком больше общаемся, чем при жизни. Смерть сближает.
Вторая неделя кончается. Ночной сон оборачивается горячкой. Каждый раз, прежде чем утратить зрение и сознание, я перестаю слышать то, что рядом, а начинаю – то, что на другой стороне происходит.
Утром я проснусь в своей постели. По живой луне, среди живых.
============================================================
3. По живой луне
– Я так соскучился… Я так люблю тебя…
Мать Рая держала мою руку, гладила по щеке, и я решил, что всё предыдущее было просто горячечным бредом. Через две недели он повторится. Ещё через две я решился заговорить про него. Раньше не смог. Помирать не страшно, а вот обнаружить, что ты умом тронулся, немного ссыкотно.
Отец, Сева Вячеславович, лестницу ремонтировал, ножовку долго искал. Я обмолвился, что дед её позавчера брал в ящике с гвоздями.
– Угу… Ах да, точно, – сказал отец, на секунду не удивившись.
Я открыл было рот… Захлопнул, развернулся и пошёл к ма Рае.
                    ---------------------
Мать Рая по крови, ясное дело, не из Межичей, но мне она всегда была ближе других. Лицо у ма круглое, волосы гладко убраны, брови высокой дугой. Она похожа на новогоднюю булочку, из одного теста с ангелами.
Ма тоже не удивилась и сказала, что не меньше успевает по мне соскучиться.
– То есть… Вы меня тогда не похоронили?
– Межичка, кого хоронить-то было? Никого ж не было.
– Ааа, ок… Значит, я не, типа, в гробу или в коме лежу, а душа блуждает?
– Нет, сынка. Обычно так: если кто из рода при смерти, на всех будто затмение находит. Рассеивается и… – кому дальше жить, те оглядываются вокруг. Для кого время закончилось, тот холодный, неподвижный совсем… А ты вот потерялся.
Ещё вскользь упомянула о призраке девочки моих примерно лет. Своя была, нашего рода. Она то всякий день мелькала в доме, то пропадала. Очень любила танцевать. Закружится, рукой поведёт… и бегом со двора. Её так и звали – Танцующей Девочкой. Однажды ей крикнули вдогонку:
– Эй, когда вернёшься?
Девочка остановилась:
– Позовут – приду.
С того дня её не видели. Очень мне эта девочка запала, словно всегда знал её.
                    ---------------------
Казалось бы – живой… Бегай, прыгай, радуйся. Я всё время нагонял школьную программу.
Дни плоские, тихие. Понимания не прибывает. Как бы расширить возможности? К чему сложно приноровится: штук, сделанных по мёртвой луне, в обычной жизни не будет.
Вещами пользоваться можно, изменить – нет. Досадно это. Ни починить, ни уничтожить. Я мог взять газетёнку, смять, жечь. По возвращении она будет лежать на том же месте. Но если живой человек отправил её в растопку, то не будет. В любом случае, по мёртвой луне газета не исчезнет у меня в руках. Я обнаружу её отсутствие не раньше, чем вернусь. То есть вещи не подскажут, что происходит по живой луне. Это был бы канал связи, а так – всего лишь двухнедельный стоп кадр последней секунды.
                    ---------------------
Я подумал: а как для Ярика и деда? Оказалось, уничтоженная или вынесенная за порог вещь проживает ровно такой же срок по мёртвой луне, что и я. Затем ломается или теряется.
За пределами дома ещё интересней. Там – безлюдный город, чем угодно пользуйся, но… Ты сам не проскитаешься дольше четырнадцати дней в полной силе и памяти. Начинается хаос в мыслях, в движениях… Такой вот предел всему положен.
Зато в доме Ярик с дедом над моделью корабля упорствуют до победного конца. Соберут, и она никуда не денется, если, конечно, по мёртвой реке не уплывёт.
Почему город безлюдный? Нет способа мертвецу завести новых приятелей. Он не видит покойников, которых не знал при жизни. А сколько таких для меня?
Я это всё мало-помалу и наугад выяснял.
                    ---------------------
Чему довелось удивиться… Сижу, ворон считаю, об ногу Бася широким лбом трётся и бодается. Кот наш, Баскервиль. Я погладил и, осознав, жуть огорчился! Котя погиб? Так нет же! По живой луне он опять лез мне под руку и мурчал. Ишь, какой!
Я поставил эксперимент. Повязал бант ему на шею вечером субботы по мёртвой луне, утром глянул по живой… Не прокатило. Банта на коте не оказалось. Может, снял? Я у ма Раи попросил заглянуть в шкатулку. Лента рулончиком лежит, как и лежала.
По мёртвой луне комната ма пустует. Я заглядывал, но не заходил, как-то грустно было.
============================================================
4. Между двух лун
Межичи на вид: собранные, жилистые. Черноволосые, с фамильными хмурыми бровями, спокойные очень. Кто улыбнётся, то разом и нахмурится. Не нарочное действие, а улыбка такая. Межичи клёвые, дикая порода!
Покидать родину для нас поступок достойный… упрёка. Что-то типа временного помешательства. Надо лишь подождать, и образумившийся Межич вернётся. Все до одного, когда придёт срок.
А ведь где только ни раскидало нашей родни!
Есть Межичи богатые, такие, что по пять, по десять особняков за границей имеют. Вроде Славы Румына. Есть обычные, что всю жизнь на родине живут, даже к морю не выезжали. Не суть, равно всех наш дом на улице Меже – главный.
Женщины в род приходят со стороны, у них разные имена, а у мужчин схожие. Типичная шутка: «Дядь Слава приезжает!» И начинается игра – угадай какой. Только мои дядья: