Весна в этот раз просыпается, подобно балетной Спящей Красавице.
Лежит в чёрной глубине сцены бесформенное тело, мерцающее белизной. Потом, после мощной увертюры оркестра, которой нынче были февральские ветры, начинает чуть подрагивать. Затем робко шевелится. А ты смотришь – вглядываешься со своего удобного места в партере. И бинокль уже к глазам подносил, и нервно похлопывал им по ладони, вспоминая, как это было в других спектаклях.
Танцовщица же всё не торопится набирать силу, всё томится сама и зрителей тоже изводит кажущимся бесконечным в этот раз ожиданием. Потом возникают из бесформенности руки… одна, другая. И робко начинают жить и порхать, борясь с темнотой и неизвестностью.
А музыка – солнце уже по-настоящему весенняя, но главная героиня всё не очнётся, всё не встанет на ноги. Вот, однако, поднялась, качнулась… Стоит в раздумье… Или – в безумье?.. Или пока ещё в полусонной слепоте, когда сама не знает: лечь ли и досмотреть виденное во сне хочется или нужно начинать жить.
А ты же, в зале, зритель искушённый. И точно знаешь, что сейчас станет она метаться в чёрной зияющей пустоте сценического зеркала, постепенно наполняя собою пространство вокруг. Но всё равно дышишь прерывисто, словно самому трудно, ибо помнишь, как с тобою это было, когда приходилось выбирать. И ждёшь – КАК ЖЕ В ЭТОТ РАЗ ВСЁ БУДЕТ…
А в этот раз: Лариска – влюбилась. Надо ли говорить вам о предмете её страсти? Нет, думаю, не надо, потому что был он … он… был… самый – самый… Одним словом, такой, которого НЕ ПОЛЮБИТЬ, вы же понимаете, решительно невозможно!
И Лариска стала похожа на ту самую балерину, которая танцует приход весны: похудела, глаза потемнели и ввалились, отчего взор казался загадочным и чуть безумным, губы всё время подрагивали, словно не понимали, расцвести ли им улыбкой безмятежного счастья, или изогнуться в гримасе страдания.
Но предмет любви её пока ещё не знал об обрушившемся на него счастье. А потому Лариска решила действовать.
Для начала она будет его презирать. Внешне, конечно, чтобы все так думали и даже не подозревали, что в его присутствии она едва не теряет сознание.
Всякий раз, когда он заговаривал, она высокомерно чуть улыбалась, видя, как он с жаром что-то доказывает, откидывала назад голову и обливала его с головы до ног взглядом «женщины с прошлым». И ей казалось, что он чуть смущался при этом, розовел и намеренно не смотрел в её сторону.
Так «изводила» она его долго. Три дня.
А потом вдруг резко поменяла тактику и начала каждой клеточкой своего тела источать любовь, нимало не заботясь о том, как это расценят те, кто всё время существовал вокруг, ибо наедине им оставаться ещё не приходилось.
Почти ничего из того, что он говорил, она не понимала, потому что не слышала, рассматривая, как красиво шевелятся его губы, когда он говорит, как взлетают брови, когда он вдохновенно читает Гумилёва или Игоря-Северянина, как на мгновение задумывается, выслушав чей-то вопрос, обращённый к нему. И Лариска ревновала его. Ревновала даже к этим дурацким вопросам про какой-то там «младосимволизм» и родившийся в его недрах «акмеизм», о котором она, с его слов, запомнила только одно, что это высшая степень качества, цветущая пора, вершина чего-то.
Любовь внутри Ларисы стала столь огромна, что удержать её она была уже не в силах. Потому и решилась написать ему письмо… Но только – завтра, рано утром, чтобы все ещё спали, а чувство её, как птица, вырвется, наконец, наружу и затопит мир вокруг.
С вечера Лариса долго уснуть не могла. Само собою как-то сочинялось письмо. Несколько раз хотела вскочить и записать то, о чём кричала душа. Но – нет. Сдерживала себя, повторяя: «Завтра, завтра, завтра он всё узнает…» И окунётся в столь же огромное счастье, в котором она жила всё последнее время.
Назавтра Лариса проснулась довольно поздно. Глаза она открыла, когда солнце уже вовсю светило и люди за стенами её дома вовсю жили и наверное даже успели насовершать каких-нибудь глупостей. А Лариса не станет этого делать, ибо сегодня у неё день рождения, и она вступает в ту пору взрослости, когда до старости ещё довольно далеко, но мудрость к женщине уже приходит…
Но что-то было не так сегодня. Лариса сразу даже не поняла, что именно. Когда же, нежась в утренней истоме, потянулась, то вдруг отчётливо почувствовала, что любви к нему уже нет в душе её. И любовь эта не просто поубавилась, а иссякла. Совершенно. Напрочь. Это и была, наверное, пришедшая с возрастом мудрость – так решила Лариса.
А дальше мысль заструилась ужом по тихой глади водоёма:
- Это ведь невыносимо глупо, посвятить себя всю, без остатка, лишь одному, пусть даже и очень талантливому человеку. Ведь есть же, кроме него, ещё и я. И вокруг – жизнь… Вот что значит пришедшая с годами мудрость!..
Именно сегодня Лариса вступила в тот возраст, когда Джульетта Капулетти впервые встретилась с Ромео. Но она, в отличие от шекспировской героини, решила, что с любовью теперь покончено раз и навсегда. И остаток своей жизни Лариса посвятит биологии, чтобы стать врачом. Лучшим в мире, разумеется. И спасти человечество от рака. А кто же сделает это, если не она?..
Время на реализацию мечты у неё ещё было.
|
