Завтрак

                                                      "Жизнь - это таверна, в которую
                                                      мы все приходим поесть.
                                                      Одни уходят сразу после завтрака,
                                                      другие - отобедав, и только
                                                      самые старые доживают до ужина,
                                                      чтобы потом преспокойно уснуть
                                                      навеки..."

                                                                          М. Любимов
                                                                  Из эпитафий романа
                                                                "И ад следовал за ним".

  - 1 -

  Простите меня, уважаемый господин Любимов, мой старший товарищ-литератор
(и великий разведчик!), за то, что списал из Вашего романа эпитафию! Она,
как нельзя лучше, подходила мне для эпиграфа... Я ведь тоже сейчас отправлюсь
вместе с читателями на разведку в своё прошлое. Извлеку на суд Божий и людской
неясные досель мне самому моменты биографии, типичной для своего времени, но,
надеюсь, далеко не банальной...
  Мой "завтрак" был съедобным! Во всяком случае, переварил я его неплохо, хоть
и застревали в горле куски, приправленные специями родительских советов...
Однако, в нашей таверне предлагались иные приправы, типа "Юноше, обдумывающему
житьё..." Поэтому вызревал чирий конфликта, о котором ещё в 18 веке писал
А.Д.Кантемир: -"Не без вреда для себя презирают дети советы отцовские".
Мог ли полуграмотный слесарь отец затмить в моём сознании грудастую эрудитку
пионервожатую, звуки горна на школьном дворе, зависть к старшим, которым раз-
решалось (и вменялось) собирать металлолом?..
  Мне-то приходилось по крупицам добывать вожделенные пять кило макулатуры,
где угодно, только не дома! Дома газет и журналов не читали. О книгах молчу...
Единой книжкой, пользующейся у отца славой, равной Библии, была "сбере-
гательная". Её значение он объяснял таинственным выражением "на чёрный день!"...
Я верил ему на слово, ничего не смысля в том, чем отличен, к примеру, день
нынешний от того таинственного "чёрного!". Со слов Марьи Ивановны в школе я
знал, что в Ленинграде есть "белые ночи" и, естественно, сам доработал логи-
ческую цепочку...
  Дни мои были ясными. Изредка, правда, омрачались изнурительными нотациями
на тему ленинского "учиться, учиться и ещё раз..." либо "как трудно зарабаты-
вать деньги кровью и потом", во время которых мне демонстрировались рубцы и
раны, героически заработанные у сверлильного станка...
  Гораздо позже, овладевая самостоятельно производственным опытом, я понял,
что не условия труда на заводе плохи - он сам работягой слыл ниже среднего.
Но это гораздо позже! А пока... мои родители считали копейки. Не потому, что
деньги любят счёт, а в жгучем приступе страха перед Его Величеством Чёрным
Днём! Привыкшие с детства к лишениям - война, разруха, голод - они и нас с
братом приучали к минимальным запросам, к сереньким грёзам, к мысли, что так
и быть должно, что иначе не бывает... Пока сын мал - авторитет отца велик и
нерушим! Только рано иль поздно мы выходим "в люди"... Домашние догматы никак
не увязывались с тем, что я видел "в людях" - они жили гораздо лучше! Лучше
не только нас, но и всех моих представлений об этом!..
  Иногда мать в сердцах, а была она щедрее отца и душой, и рукой, проговари-
валась. Отец, любивший упражняться в менторстве, зарабатывать как раз не умел.
Да и не хотел. Во дворе с утра до ночи стучали доминошники. Вот где мог он
развернуться в полную грудину, вот где был в авторитете! Соседей - мужчин,
избегающих доминошной компании, он снисходительно называл "козлами". И пока
эти "козлы", не брезгуя приработками, заколачивали средства на обновки, дачи
и сервизы, наш глава семьи яростно кричал "рыба!" в окружении красноносых
отцов таких же полунищих семейств, как наше. Конфликт назревал. Становился
неизбежным! Внутри себя я решительно поклялся,  что пойду "не тем путём!"
Ленин тоже в юности такое решение принял! А я чем хуже?... "Верхи", роль
которых играл отец, не могли уж править при помощи ржавых советов, а "низы",
конкретно я, не желали смотреть на мир замыленным оком предков!..


  - 2 -

  ...здесь я слегка перекушу, попью чаю, повспоминаю, чтоб без запинки пауки
моих рук ползали по клавиатуре...
  Итак, далее. Юному созданию нужны кумиры. У меня в их числе были боксёр
Попенченко, хоккеист Фирсов, диктор Масляков... Науки в школе давались легко и
просто. Кораблю моему, казалось, вот-вот суждено вырваться на простор волны...
Если бы не якорь - тяжёлый и неудобный - в виде Вовки, соседа и одноклассника.
Он, по словам классной дамы, был полным антиподом мне. Там, где я, не напрягаясь,
получал "отлично", Вовка просиживал два дня над учебником и довольствовался
неизменной двойкой! Единственный талант его ( тут Господь явно расщедрился! )
рисование - держал на плаву жалкий плотик надежды, что не пропадёт в жизни Вовка!
Янина - классная наша - знала о Сухомлинском не больше других, но тяга к педа-
гогическим экспериментам сидела в ней крепко. Новация касалась (поначалу!)
только французского, который она тщетно вбивала в головешку будущего Брюллова-
Репина-Федотова.
Выщелкнула нас как-то на переменке в свой кабинет и сообщила (в основном мне!)
суть своей гениальной идеи : я прикреплялся к другану в качестве опекуна -
репетитора - гувернёра - старшего брата и участкового милиционера и, стало быть,
отныне в ответе за его "бонжур" с прононсом. Условия просты : Вовкина тройка
автоматически влечёт за собой четвёрку для меня, четвёрка - пятёрку...
На мой глупый вопрос "а если Вовка получит пять?...", она рассмеялась и сказала,
что с удовольствием тогда доверит мне весь класс. И я - какой дурак! - дал
согласие... Сосед мой скромно потупил взор, зная наперёд, что класс мне никто
не доверит. Он самоё себя знал лучше! Моё согласие - данное, кстати, в отсут-
ствие личного адвоката - связало мне руки, в чём я очень скоро убедился.
  На домашние задания тратил я от силы минут сорок. Остальное время щедро делил
на телевизор да дворово-прикладные игры: футбол или хоккей (по сезону), казаки-
разбойники, чтение книг из взрослой библиотеки, прослушивание пластинок либо
нотаций отца на злобу дня... При этом успевал посвятить время младшему брату.
Проводя в жизнь "педагогический этюд" француженки, убедился : всё, кроме уроков
с Вовентием, горит синим пламенем! Даже в магазин сходить за хлебом становилось
проблемой. Отвлечься от французских глаголов, понадеявшись на прилежание его,
означало краснеть назавтра. Не за себя, за Вовку! А он превращался постепенно
в спиногрыза, который ловко подводил под нашу общую теперь беду простецкое ре-
шение : - А давай завтра (сегодня) не пойдём в школу! Ну их всех в жопу!..
Я соглашался, вспоминая, как перекашивается лицо влюблённой в свой предмет Янины
от коломенского прононса моего подопечного, язвительные усмешечки одноклашек,
свои пунцовые от стыда щёки...
  Будь рассудительнее я - посоветовал бы ему филонить "соло", но ложное чувство
солидарности заставляло принимать такое вот решение. И мы, спрятав портфели на
нашем коммунальном чердаке, шли смотреть "сеансы" на горку. Так назывался гли-
няный карьер кирпичного завода, где среди выработок стояли островками возвышения-
плато с травой наверху. Карьер был заброшен. И служил укрытием многим слоям
праздных людишек и криминальных элементов.
  Здесь пили алкоголь, загорали, рыли землянки, резались в карты и дрались от
подростков до стариков.
  Здесь было интересно хотя бы потому, что в воздухе витал дух необычности,
жути, щекотавших нервишки. Это давало пищу для впечатлений, которыми можно при-
хвастнуть в кругу ровесников и выделиться затем в лидеры по праву человека,
"повидавшего виды"!..
  А виды были таковы, что однажды наткнулись мы с Вовкой на горке на парочку
неистово совокупляющихся особ. Брачные сплетения змей, вероятно,выглядели бы менее
мерзко. Рядом валялась опустошённая бутылка красного-крепкого.
Девица, прикрытая мощным волосатым торсом своего наездника, дико стонала в такт
сокращениям волосатого зада, попеременно обхватывая партнёра то правой, то левой
ляжкой. Он же, будто плыл брассом, темпа не сбавлял, тяжёлого дыхания не сдерживал...
  Любое новое при известном однообразии быстро надоедает. Через десять минут
созерцания "сеанса" мы откровенно заскучали. Единственное, что удерживало на
месте - это любопытство, знаем ли мы "тёлку", кайфующую таким безобразным спо-
собом в таком безобразном месте ?..
  Волосатый зверюга вскоре зарычал, да так, что мы уж наутёк бросились...
Но наступившая через миг тишина и любопытство вернули нас на исходные позиции.
Интуиция не подвела! Мы её знали! Она, стоя на коленях, запахивала на безраз-
мерной груди блузку и весело щебетала... Раскрасневшаяся, растрёпанная, довольная
старшая пионервожатая нашей школы!...


Продолжение следует_____________________________________________________________