- Adulta feminam... – профессор на вытянутой руке любовался экземпляром. – Прекрасно! Оцените, коллега!
Я подошёл поближе и надел очки. Действительно, экземпляр был великолепен – маленькая, сантиметров пятнадцать девушка с красивыми длинными волосами, правильными чертами лица и изысканной фигуркой. Профессор нежно держал её четырьмя пальцами, поворачивая то к свету, то от него. Она не реагировала на раздражители, во сне лицо было спокойным, расслабленным, чуть розовый румянец разлился по щекам.
- Точнее, feminam adulta, - меня распирало показать собственную значимость, - классификаторы требуют определения после существительного - самочка половозрелая.
Он посмотрел на меня с презрением:
- Классификаторы – сами по себе мужского рода, что они могут понимать в женщинах? – и интонацией выстраданной философии добавил. – Женщин нельзя вписать в правила, какие б те не были...
Я не нашёлся, что ответить и в который раз начал рассматривать стеклянные шкафы, где профессор хранил свои коллекции. Их была бесконечность, так показалось, когда я впервые здесь появился, так казалось сейчас. От пола до потолка, от стен к стенам шкафы тянулись, играя в витринах отражениями друг друга. Мягкий светло-голубой свет за стёклами окутывал идеальные, в половину наклона, ряды открытых полированных шкатулок, в бархатных ложементах которых на булавочках мирно покоились миниатюрные, как куколки, женщины.
- Сколько у вас уже в коллекции, профессор?
По взгляду я понял, что он ещё не со мной, где-то там, в воспоминаниях об удачной охоте за удачным трофеем. Наконец, он вернулся, сосредоточенно потёр лоб:
- Включая этот... двенадцать тысяч сто пятнадцать.
- Внушительно, я бы даже сказал, весьма. Но, простите, коллега, чем же именно эта adulta feminam вас привлекла?
- Да собственно... сама по себе ничем, но если присмотреться внимательнее, - подушечкой мизинца он прикоснулся к макушке девушки, - в её голове смещён центр тяжести. Вот... обратите внимание... И дело в том, что этот вид начинает быстро прогрессировать, размножаться, так сказать.
- Причина?
- Я над этим работаю. Пока же... плохая экология, доступность дешёвого и быстрого питания, избыточность конкурентной среды... Нет, нет, это, пожалуй, поверхностные причины. Посмотрите сюда, - он притащил меня к дальнему шкафу и постучал пальцем по стеклу. – Эту фемину я поймал в Нью-Йорке на углу 33-й и Парк-Авеню.
Перед шкатулкой тёмным теснением на золотом выступало имя «Сюзанн». Пухленькая негритянка в тренировочных штанах и майке с буквами NYC зажала в руке недоеденный Биг Мак – листья салата, обагрённые кетчупом, свешивались по краям надкуса.
- Как видите, род и подсемейство совпадают, среда обитания и условия - тоже. Но! Очевидна сбалансированность моторики и мыслительных процессов. Этот экземпляр, так сказать, в большей гармонии, нет?
Я внимательно посмотрел на Сюзанн, потом на Энн (так мысленно окрестил новую девушку профессора). Он был прав, их разделяло какое-то неуловимое отличие, и дело было не в возрасте, не в цвете кожи... Сквозь Энн будто протягивалась невидимая бечева, тонкий, как струна, нерв, о существовании которого она и сама не подозревала. Словно ось жёсткости в стальной конструкции высоченного размера.
- Словно ось жёсткости в стальной конструкции высоченного размера, - слово в слово повторил мою мысль профессор. – Я говорю о том, что вижу внутри неё. Вы согласны?
Удивлённый одной мыслью на двоих, я кивнул.
- Кстати, надо бы придумать имя.
- Энн, - выпалил я.
- Энн? Почему? – профессор с любопытством посмотрел на меня.
- Энн – величина неизвестная. Вам. А нам, не учёным, и подавно. Это может стать стимулом к её тщательному анализу. Или я не прав?
- Может быть, может быть, - он закивал головой. – Давайте-ка вот что... Определим ей место на полках и пойдем пообедаем. Достаньте, пожалуйста, оттуда шкатулку, - профессор кинул взглядом в сторону глухого комода.
Я открыл дверцы, выбрал, на мой взгляд, самую красивую и протянул ему. Он бережно взял её двумя пальцами, кивнул в знак благодарности и мягкой походкой направился к покрытому зелёным сукном столу. Поставив шкатулку на край, не дыша, уложил в неё Энн, затем достал из выдвижного ящика длинную булавку с жемчужной головкой. Я замер, боясь пошевелиться, боясь пропустить хоть одно движение великого таинства великого светила. Пальцем левой руки профессор помассировал Энн грудную клетку, нащупал какую-то точку и медленно, миллиметр за миллиметром, провёл сквозь тело девушки булавку, глубоко утопив её в ложементе. Энн лишь в какую-то секунду тревожно вздохнула во сне, тень волнения пробежала по лицу, но тут же исчезла. Дыхание опять стало ровным, безмятежным. И ни одной капельки крови.
- Вы не боитесь её убить? – шёпотом спросил я, когда всё закончилось.
Профессор, улыбнувшись, покачал головой:
- Женщину невозможно убить уколом, пусть даже насквозь. Если, конечно, это делать с любовью. Так они созданы... Ну вот, - он бережно поставил шкатулку на выбранное место и закрыл створку на ключ, - табличку с именем закажу вечером...
- Как вы их ловите?
Нам сервировали первое. Профессор, заправив за воротник салфетку, нагнулся и шумно вдохнул аромат блюда.
- Божественно! – будто не услышав меня, протянул он. – Здесь лучший в мире суп из лангустов.
- Бон аппети, - пожелал я ему.
- Я слышал ваш вопрос, коллега, - проглотив первую ложку, он откинулся на спинку стула. – Их слабости – вот лучшая тактика. Инструменты ловли совершенствуются год от года, но, по-прежнему, терпение и знание природы – главное, что определяет успех. И каждый экземпляр бесценен, хотите того или нет, каждый экземпляр – это библия, написанная даже не Им, - он с придыханием посмотрел вверх. – Мне кажется, кто-то ещё выше ваяет эти чудеса мироздания.
- Правда? – пришло время для выпада. – Но десять минут назад мы озабоченно сошлись во мнении об оси жёсткости в стальной конструкции, помните? Мне показалось, она вас пугает.
- И да, и нет. Возьмите Жорж Санд. Вы ведь помните её, она в тринадцатой секции, справа от входа.
Конечно, я помнил. Женщина, бросившая вызов всему, первая, публично надевшая мужской костюм. Жанна д’Арк не в счёт, та воевала. Кажется, я помнил всех, каждую фигурку, каждое лицо. Историй большинства я не знал, но те, о которых рассказывал время от времени мой визави, врезались в память навсегда.
- Так вот, я классифицировал Санд первой в патологии смещённого в голове центра тяжести. Но это было, скорее, исключение из общей модели, не столь социопатической, как сейчас. А эта модель – да, пугает.
- Что же по поводу нет?
Профессор рассмеялся:
- По поводу нет, мой дорогой друг, скажу вам одно, вы либо смиритесь с неизбежным, либо станете тленом. Их популяция, как огнедышащий вулкан, где энергия одного атома мгновенно передаётся другим. Их популяция – единственное, что угрожает нашему существованию. И не волнуйтесь, они завоюют мир. Что важно для нас – придумать, как поражение обратить в успех.
- Пока вы с нами, профессор, полагаю, не всё так плохо, у нас достаточно времени.
- Нет, - покачал он головой, - женщина с синдромом смещённого центра тяжести, как пуля такой же конструкции, она разрывает всё на куски. Она также быстра и так же разрушительна. Вы видели выстрел и – бац! – у вас уже нет ноги. По её мнению, ваша нога вам не нужна, так будет лучше для мира, который они создают. Думаю, когда я изучу Энн, вы получите лишь подтверждение моей правоты. Они изменят вселенную до неузнаваемости. Хотя... какая глупая фраза – изучить женщину!.. Но, тем не менее, так я зарабатываю на хлеб. И кстати о хлебе, наши блюда уже почти остыли.
Вечером мне позвонили из больницы, состояние профессора ухудшилось, он впал в депрессию. Поставив стул напротив стеллажа с Энн, сидел и тихо плакал. Я попросил его оставить в покое и ничего не давать на ночь, опыт подсказывал, к утру наступит облегчение.
После больницы раздался звонок от его дочери. Я не мог не дать ей номер мобильного – она была главным меценатом, и её траты только на прихоти отца, на стеллажи и кукол, были больше годового бюджета всех больниц в округе. Успешная красивая мерзавка, знающая каждый следующий шаг в своей жизни и в жизни тех, кто от неё зависел.
- Знаете что, - она всегда начинала разговор в такой манере, и ты не знал, то ли сейчас тебя проткнут стрелами, то ли в твоей работе откроется ещё семь горизонтов, - то, что делаете вы и ваши коллеги...
Повисла пауза, для меня далеко не первая, во время которой каждый раз я, психиатр, мечтал о суициде.
- ...то, что делаете вы и ваши коллеги... – повторила она ледяным голосом, - на мой взгляд, бесценно. Я не могу вам это выразить словами...
Её отец прав – они завоюют мир, половозрелые самочки со смещённым в голове центром тяжести...
