Из неотправленного письма с фронта.
Сынок, ты не поверишь, война, это тебе не художественная самодеятельность. На войне всё строго, всё по расписанию, по команде. Когда обед, когда сон, когда война. Так, по ходу раутов и банкетов, между элитами Москвы, Берлина, Вашингтона и Токио с Лондоном, договорено. Нельзя врага уничтожать без разрешения, без команды. Например, ночью. Ночью надо спать, а не Родину освобождать. Самому героем не стать. Героев, за самовольное уничтожение врага, расстреливают на месте.
Но бывает, что и не по расписанию, особенно, касаемо провианта. То полевая кухня где-то застряла. То патроны не той системы подвезли, то солярку, то хлеб тараканы съели. Или, например, мороз, снег по пояс, метель, пурга, дожди, грязь непролазная. Не дёрнешься. Природа, она ведь кремлёвским и рейхстаговским чудакам на букву «м» не подчиняется. Это в их кино всё, как по маслу.
Они там, в своих кремлях, тауэрах и капитолиях, думают, что всё могут рассчитать. А мы тут, в снегу, на морозе, расхлёбывай.
Вот привезли нас, призывников, к какой-то станции. А призывники в основном дохляки. Музыканты, писатели, поэты и прочие, негодные к строевой. Балерунов не видел, врать не буду. Эти, видать, другим местом Родину защищали.
А где их взять, годных? Поистребили большевики годных-то. Одна надежда у них осталась. На мельпоменщиков малахольных, музами очарованных.
И погнали нас комиссары к незнакомому посёлку, на безымянной высоте. Без полевой кухни, без сухого пайка, без воды. По три патрона на брата.
Кругом степь. Враг невдалеке, примерно в километре от нас. Обстреливает. Мы залегли. И давай сапёрными лопатками в землю вгрызаться. Недолго вгрызались. Обессилили. Потому что бесполезно ледяную землю, тем более глину, сапёрной лопаткой ковырять. Её, если огнём не отогревать, долбить надо. Отбойным молотком. А огнём отогревать враг не позволит. Чтобы простую могилу зимой откопать, сутки покрышки жечь нужно.
А какой из скрипача долбак? О то ж!
Как стихла стрельба, пошли мы в атаку. Ну, ты в кино видел, как. Комиссар с пистолетом встаёт во весь рост и кричит – Вперёд! За Родину! За Сталина! Ураааа!
Его, конечно, тут же вражеский снайпер валит.
Другой комиссар, как чёрт из табакерки, вскакивает и тоже кричит – Вперёд! За Родину! За Ста…
И его вражина валит. Не даёт нам в атаку пойти.
Третий комиссар соображает, что нельзя во весь рост прыгать перед врагом. Он лёжа командует – Вперёд! За Родину! За Сталина! Урааа!
Мы, кто не замёрз насмерть в шинельке и кирзачах, снег стряхнув, идём в атаку. Патроны закончились. А мы орём – Заааа! Уаааа!
Почему в снегу, а не в тёплом блиндаже?
Блиндажи под обстрелом роются и оборудуются в кино. А нам кто блиндажи откопает на батальон? В чистом поле. А это триста человек. И всех нужно в земле, на глубине два метра, разместить, укрыть, печами, полевыми кухнями, дровами и едой с водой, обеспечить. И командиров, с их полевыми жёнами, в отдельные блиндажики. Им отдельное обеспечение. У них и туалет отдельный.
Мы же хоть и так себе солдаты, а всё ж не землекопы. У нас оружие, боеприпасы и снаряжение, своё. А кайло с лопатой и ломом нам не положены. Потому и нет у нас ломов, кирок и лопат, с собой, чтобы землю кайлить в тридцатиградусный мороз, под обстрелом и бомбёжками.
Как можно в атаку идти, если тебе ещё и лопату с киркой и ломом надо на себе тащить, чтобы, врага прогнав, окопаться и ждать…, пока замёрзнешь?
Только в кино.
А мороз крепчает. А согреться-то негде.
Потому и инвалидов безногих много было.
И вот идём мы в атаку. А идти невозможно.
Лыжи? Какие лыжи? Лыжи в кино Агитпропа. А мы ползком. Ползём сквозь сугробы. Ползём. А как не ползти, если и сзади заградотряды огонь по нам ведут?
Пятьсот метров проползли. И встали. Из сил выбились. Пот ручьём. В снегу. Кайла с собой нет, чтобы зарыться в ледяную землю. Земля, что камень. Её ни кайлом, ни киркой, не взять. Только взрывчаткой.
Сапёрная лопатка? Сапёрной лопаткой окопы и блиндажи роют только в кино. Ею в носу можно ковырять, да демонстрантов разгонять.
А уже стемнело.
Куда ползти, пока заградотрядовцы ужинают?
Правильно, обратно. Туда, где приблизительно должна находиться полевая кухня с запасом воды, дров, продуктов, которую в кино показывали. Иначе хана.
После той атаки некому в подразделении стало воевать. Кто в плен попал, кто насмерть замёрз, кто-то застудился, кто-то конечности отморозил.
Так вот мы в атаку ходили.
Сынок, ты не поверишь, если, произошедшее со мной, не сон, врагом нашим оказались не плохие немцы, а большевистские комиссары, те самые чудаки на букву «м», засевшие в Кремле, организовавшие с фашистами натуральный обмен военнопленными для отправки их на каторжные работы.
Долбак – специалист по долбёжке чего-либо, в том числе, замороженного грунта.
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Вот только такого даже НЕОТПРАВЛЕННОГО письма не могло быть. По определению.
Разговор отца с сыном в отпуске на кухне с глазу на глаз - верю, мог быть.
Но такие мысли доверять бумаге - это чисто 58 статья. Система ЧК работала эффективно.
Люди только что-то думали, а уже подходили Кто надо и спрашивали: Это вы подумали?
Бардака как сейчас не было, поэтому и победили. А после революции прошло то всего 24 года, были капиталисты, кулаки, лавочники, которые хорошо помнили жизнь при царе, а сейчас - 31 год.И ничего в умах не построено.