Рейс за решётку. Часть 11

Часть 11

XVI

  Тимур проснулся от резкого сигнала, прозвучавшего как в его камере, так и по всему тюремному блоку: в 06-00 надзиратель сыграл побудку. Затем, минут через десять, Ненароков услышал, как щёлкнул замок в его двери, дверь приоткрылась и вертухай бросил в образовавшуюся щель на пол камеры разовый бритвенный станок-скребок, сказав при этом, чтобы через 15 минут скребок лежал у двери.

Тимур провёл рукой по небритой щеке: за трое суток на лице образовалась приличная щетина, в отличие от китайцев у которых щёки за это время покрылись лёгким пушком, да и то – не у всех.

Ненароков побрился, намочив лицо холодной водой из умывальника, перед этим намылив его кусочком туалетного мыла и, лишь, только положил использованный станок к двери, как опять щёлкнул замок, в приоткрытом пространстве появилась рука надзирателя в резиновой перчатке, в которой и исчез этот скребок.

В дальнейшем, Тимур, также, как и другие арестанты, будет получать данную «услугу» два раза в неделю.

Затем, по трансляции, прозвучала команда: «Всем выйти на завтрак!».
Из открытых надзирателем, дистанционно, дверей камер повалил народ, занимая места за столиками в холле. Тимуру и его соратникам, без труда удалось занять два, рядом расположенных, столика, поскольку у них была фора по времени перед арестантами, спускающимися со второго этажа.

Моряки, поёживаясь от холода, уселись на пластмассовые стулья и начали озираться по сторонам.

Да, публика была, в подавляющем числе, – чернокожая. Белых, кроме моряков, Тимур насчитал девять человек; четверо из них заняли себе отдельный столик, а другие пятеро сидели с чернокожими вперемешку. Если белые арестанты были разных возрастов - от молодых пацанов до джентльменов почтенного возраста, то чёрные, как на подбор, были здоровенными молодыми мужиками один «амбалистей» другого. Было такое впечатление, что их согнали сюда из какого-то тяжёлоатлетического клуба!

Белые американцы по своей комплекции значительно уступали своим афроамериканским согражданам.

На Тимура и «его команду» никто особого внимания не обращал; в холле стоял негромкий гул: усевшись за столы, арестанты перебрасывались между собой отдельными фразами, кое-кто, порой бросал взгляд на Тимура с его китайцами, но никакого удивления не выказывал и лишь у некоторых во взгляде читалось любопытство.

Минут через десять после того, как все расселись за столы, двое заключённых в жёлтой униформе вкатили две тележки: на одной был бак с горячим чаем, а на другой, тележке-этажерке, на её полочках были разложены завтраки арестантов в подносах с отсеками – они заменяли тарелки; собственно, завтрак состоял из порции мамалыги, кусочка хлеба с сыром и чая из бака.

«Зэки», выстроившись в очередь, получали свою пайку, наливали чай в пластмассовые кружки и возвращались на свои места.

С Тимуром за одним столом оказались Даниэль и третий офицер, а оставшаяся четвёрка моряков заняла соседний столик.

После завтрака узники, сложив пустые подносы в тележку, по команде надзирателя опять расходились по камерам, а «жёлтые арестанты» увозили прочь свои тележки.

Тимур сидел в своей камере на шконке, набросив на плечи видавшее виды одеяло и страдал: ужасно хотелось и есть и курить: скудный завтрак не утолил голод прошедших суток, но ничего не оставалось делать, как дожидаться обеда и надеяться, на то, что, уж, к обеду-то, привезут что-нибудь посущественнее.

Но, вот, подошло время обеда. Опять в двери камеры щёлкнул замок и голос надзирателя по трансляции объявил «ланч», то-бишь, обед.

И опять, арестанты дружною толпою устремились к своим столикам.

Обед, тоже, не особо порадовал наших арестантов:
В отсеках подноса-тарелки были разложены: в одном – немного салата из совершенно безвкусных овощей, в другом – чечевичная похлёбка, а в третьем – небольшая котлета с ложкой гарнира из кукурузной каши. На вкус вся еда казалась приготовленной из каких-то лежалых, просроченных продуктов, а котлета оказалась вообще несъедобной: с виду из-за панировки она казалась весьма аппетитной, но, когда Тимур расковырял её пластмассовой вилкой, то внутри оказалась, по вкусу, перемолотая трава, гадость – одним словом, и потому, не смотря на не исчезнувшее чувство голода, есть он её не стал. Потом, в другие дни, он отдавал эту котлету, когда она была в меню,своим китайцам, которые установили на неё очередь.

На десерт - был сморщенный апельсин, а ещё, так называемый, «джус»: арестанты подходили с кружками к тележке, на которой теперь уже вместо бака с чаем, стоял пластиковый бак с этим самым «джусом», а рядом – бокс со льдом.

Отстояв очередь, каждый арестант наливал в свою кружку этот «джус», представлявший из себя растворённый в холодной воде оранжевый порошок, причём не до конца (его ошмётки плавали на поверхности), подслащённый, с апельсиновым привкусом.

Забегая вперёд, скажу читателю, что и тюремный ужин в этом «Детеншн центре» был не подарок, но, справедливости ради, надо заметить, что два раза в неделю, вместо травяной котлеты, выдавали суховатую "ножку буша" и три раза в неделю какой нибудь фрукт: или вышеупомянутый апельсин или пятнистый банан.

А с другой стороны, если разобраться, на что жаловаться, спрашивается? Тюрьма – она и есть тюрьма.

Но, однако, вернёмся к нашим китайцам.
После обеда была объявлена часовая прогулка во внутреннем дворике, но Тимур на неё не попал: малость замешкался и не вписался в ту квоту в пятьдесят человек, которая допускалась на выход.

Вертухай, практически, у него перед носом захлопнул туда дверь, сказав при этом: «Финиш!».

Но, пока счастливчики дышали во дворике "воздухом свободы", тех кто остался внутри, никто в камеры не загонял; некоторые не вернулись пока на свои шконки, а сидели за столиками, беседуя между собой о чём-то своём наболевшем.

Тимур стоял столбом посреди холла, задумавшись о жизни своей невезучей, как, вдруг, к нему подошёл надзиратель и сделал выговор: оказывается во время инструктажа Ненароков прослушал правило, согласно которому, арестантам запрещено было стоять в холле тюремного блока, а разрешалось или сидеть за столиком или совершать короткие перемещения по холлу с определённой целью.

Тимур пожал плечами и направился, было к своей камере, но тут, внезапно, его окликнул белый арестант, поднявшийся из-за одного из столиков. Это был молодой парень, но, похоже, инвалид, поскольку выглядел он, как человек, перенёсший энцефалит.

Ненароков повернулся к нему, дабы узнать, чего он хочет.
- Слушай, друг, а ты ведь – не китаец! – Сказал, улыбаясь, арестант-инвалид.
- Ну, ты сделал открытие! Конечно не китаец! – Ответил ему Тимур.
- А кто ты? – Спросил парень.
- Русский!

- Да ну! Не может быть! Русский в нашей тюрьме? Не верю! Скажи что-нибудь по русски, пожалуйста!

- Таганка, все ночи, полные огня, Таганка – зачем сгубила ты меня? Таганка – я твой бессменный арестант..., - пропел ему Тимур хриплым голосом.

- Бесподобно! – Захлопал в ладоши американец.
- А ты, хоть, понял что-нибудь? – спросил его Тимур
- Нет, не понял, - ответил тот, - а о чём это, про любовь?

Нет, друг, это – про тюрьму, - сказал Тимур и, слегка хлопнув его по плечу, добавил: - учи русский, парень, может когда-нибудь тебе и пригодится, как мне – английский, - после чего вернулся в свою камеру.

Через час прогулка закончилась, все арестанты разошлись по камерам и надзиратель со своего пульта одновременно опять закрыл все камеры на замок.

Однако, ещё через час, надзиратель объявил по- трансляции, что все, кто делал заказы в тюремном магазине может забрать товар, после чего - щёлкнул дверной замок.

Сдвинув вбок дверь камеры, Ненароков увидел за ней пластиковый пакет. В пакете было всё то, что он вчера пометил в прайзлисте: по две пары белья и носков (причём, всё было белого цвета), а также – зубная паста и щётка.
Зайдя в камеру, Тимур натянул на себя бельё и сразу стало теплее.

Потом – наступило время ужина, а после ужина надзиратель объявил время отдыха и предложил «джентльменам» - арестантам покинуть камеры.

Ненароков вышел из камеры и сел за свой столик.

Арестанты один за другим подходили к посту надзирателя, спрашивали у него разрешения и он выдавал кому шахматы, кому шашки, а кому – карты.

Моряки – китайцы тоже взяли себе колоду карт и начали играть за соседним столиком в какую-то, не известную Тимуру, игру.

- Сыграем? – Спросил Ненарокова, подсевший к нему Даниэль.
- Да, нет настроения, - ответил Тимур.
- Да ладно, тебе! – Сказал филиппинец, - будь оптимистом, всё наладится! – Встал и пошёл к посту вертухая.

Через пару минут он вернулся, держа в руках пакетик с шахматными фигурами и начал их расставлять на расчерченном шахматными клетками обеденном столе.

Моряки начали игру. Вначале она шла с переменным успехом. Вокруг стола с игроками начали собираться чернокожие арестанты - болельщики. Потом один из них предложил игру «на вылет», то есть, заменить, того кто проиграет. Тимур с Даниэлем согласились.

Ненароков, казалось бы, находящийся в безвыходном положении, внезапно поставил филиппинцу мат, и на место огорчённого Даниэля уселся уже, было, чернокожий атлет, как, вдруг, болельщики , среди которых оказались в этот момент и моряки-китайцы, расступились и напротив Тимура встал белый арестант – коренастый мужчина среднего роста с пронзительным взглядом, не старше сорока лет, но совершенно седой.

И он негромко сказал:
- Играть с моряком буду я!

И здоровенный молодой негр мгновенно вскочил с места, уступив его, похоже, по всему, крутому местному авторитету.

Соперники расставили фигуры и только, лишь, сделали первые ходы, как прозвучал противный звуковой сигнал, а вслед за ним – команда надзирателя: «Всем – по камерам!» 

( Продолжение следует)