На грани полураспада, глава 1 Побег

       Окончательно выброшенный на обочину омерзительной жизни, морально раздавленный юноша неуклюже брёл по омертвелому сельскому поселению далеко в неизвестность. Впечатление от колких и гадких слов Михаила Антоновича посеяло в сентиментальном сердце нестерпимое и жуткое уныние от прямого столкновения с безжалостной и прочной системой отношений на этой базе. Казалось, что в этот горький миг разочарования во всём окружающем мире, а главное в самом себе, в собственных силах, душевно истерзанный Николай готов был окончательно разочароваться. Тёмная и ненастная вуаль бесповоротно опустилась на его ранимое нутро, в полной мере затмевая разум и ввергая в удушающую безысходность. И хотя вокруг простирались километры пустынных площадей, ему больше некуда было податься, ибо повсюду его поджидала неотвратимая и ненасытная смерть. Холодные и покинутые фигуры деревянных избушек, серых и угрюмых столбов, порванных проводов, разорённых магазинов, заброшенных огородов и сараев окружили его со всех сторон, вынуждая под их титаническим давлением смириться с естественным ходом вещей. Вокруг него постоянно бродили кровожадные и безумные существа, желавшие поскорее выпить кровь из его жил. Они олицетворяли собой всю гнусную сущность, мало чем отличавшуюся от изуверского Михаила Антоновича, который также, как и мерзкие твари, ненавидел человеческую жизнь.
        Николай от безысходности рухнул на колени, словно на него всей своей исполинской мощью давили тесные стены того жестокого мира, в который его насмешливо бросила жизнь. Его пожирало изнутри ядовитое чувство личного ничтожества от абсолютной невозможности как-либо повлиять на ход вещей. Он в гневном исступлении колотил пыльный асфальт и яростно хватался за волосы, неимоверно сгорая от колоссального накала бурных переживаний. Ему откровенно казалось в этот критический миг, что весь мир и сам Господь объединились против него. В нескончаемом потоке мыслей мгновенно возник удручающий образ невозмутимого и несгибаемого Евгения, что до конца оставался верным самому себе и своим принципам. Однако требуемая плата за то, чтобы быть самодостаточным и независимым, продолжать являться самим собой оказалась непомерно высокой. Личная неповторимость и уникальность, искреннее желание манящей свободы стоили Евгению единственной жизни, невероятно короткой. Николай понимал, что неведомый дух божественного проведения может выставить ему подобную цену за естественную необходимость быть самим собой. Жуткая паника сковала всё его естество и невольно привела к параличу силу воли. «Отсюда не выбраться; все дороги перекрыты аномалиями или минами; мутанты повсюду и от них не спастись; от Михаила всё ровно не спрятаться, а Алексей нальётся ненавистью и откажется от друга за дерзкую выходку,» - мириады подобных мыслей на некоторое время затмили голос разума. Раздавленный юноша ясно ощутил где-то поблизости кошмарный лик всемогущей смерти, пришедшей забрать его душу. Чёрная смертоносная госпожа горя и разлуки ревностно потирала руки и точила ножи, твёрдо желая закусить крохотным сердцем. Торжество рока нависло над ним и рьяно склоняло к смирению перед неизбежной гибелью. «Ты лишь пылинка среди звёзд. Что ты можешь в одиночку сделать? Ты никто. Смирись с происходящим и прими свой жребий,» - именно так усердно шептал ему неведомый призрак отчаянья. И всё же на пылающих просторах исковерканной натуры по-прежнему сохранялся единственный очаг, способный возродить самоуверенность Николая и вдохновить на освобождающий подвиг. Им явилось честное и неподдельное слово, некогда данное Алексею, о бескорыстной помощи и всемерной поддержке на пути к злосчастной Москве. Высокая ответственность перед напарником заморозила процесс практически необратимого падения в небытие и подстегнула на совершение дальнейших поступков. Подвести товарища означало окончательно признаться в собственной немощи и слабости, бесповоротно разувериться в своих силах и возможностях. На такой выбор Николай решиться никак не мог.
      Проглотив колючий ком поражения и стряхнув с себя дорожную пыль, храбрый и просветлённый юноша поднялся, рывком двинулся к единственному другу, полный бодрящей уверенности в неминуемой победе. На пути к блестящему триумфу смертоносным бастионом гордо возвышалась огромная аномалия, перекрывшая мост на Беляную Гору. Именно эта демоническая преграда, обросшая кошмарными слухами, отделяла двух товарищей от полноценного и стремительного полёта к долгожданной цели. Воскресший из пепла безысходности и отчаяния, Николай твёрдо решил бросить вызов могущественной силе и через гибельное поле любой ценой вырваться из обречённого положения. Он хорошо помнил все эмоциональные рассказы, ужасающие байки и строгие предостережения Евгения об этой непобедимой аномалии. Наличие всего лишь одной попытки на прорыв ещё пуще усиливало дикий азарт в ожившем и решительном естестве юноши, ибо второго шанса никто не обещал. Ему было прекрасно известно о десятках усопших смельчаков, рискнувших переступить порог мерцающего занавеса, о гигантской ответственности за жизнь Алексея в случае неудачи. Однако никакие рациональные доводы и суждения не могли поколебать твёрдый замысел Николая, который поставил на карту собственную жизнь.
      Он быстро добрался до мрачной усадьбы и поднялся на второй этаж, обратно на пост. Вдруг, резко перед ним возник напуганный Алексей, взявший рьяно бегущего незнакомца на мушку. Стоило ещё больше поспешить новоприбывшему, как его, вероятнее всего, постиг бы летальный исход, но сторож вовремя среагировал и остановился.
- Колян!? – гневно удивился Алексей. – Ты так аккуратнее. Я тебе чуть мозги не вышиб… Ну ладно. К чёрту, ругань, - он убрал пистолет и два товарища вошли в комнату. – Давай рассказывай. Где тебя носило?
- Я должен тебе сказать что-то очень важное, - взволнованно начал Николай, опустив глаза. – Во-первых… Я… Я виноват, прости меня…
- Нет, - резко оборвал Алексей. – Это ты меня прости. Я был не прав…, - он с сожалением вздохнул, сжал губы и хаотично пробежал взглядом весь пол вокруг друга. – Я видел мёртвого Женька. Всё указывает на то, что не эти твари загрызли его, а эти уроды с базы пристрелили его… Прости, что понял это только сейчас… Ну, так где ты был?
- На базе. Решил взглянуть в эти подлые глаза Михаила, - ответил Николай.
- И что ты там увидел? – иронично спросил Алексей.
- Адское пламя и ничего больше. Пути назад у нас больше нет, а ни то окажемся убитыми в два счёта. Нужно уходить отсюда…
- Уходить? Как? – яростно задал вопрос Алексей, считая слова напарника абсолютно абсурдными. – Нам не пройти через аномалию. Это невозможно. Ты же знаешь. Нам об этом рассказали достаточно. Да и куда идти?
- На восток. В сторону Рузы. А оттуда двигаться в сторону Голицыно, чтобы встретиться с Назаровым, поскольку есть мнение, что именно ему известна дорога в Москву.
- Нет никаких гарантий, - панически отвергал всякие предложения Алексей. – Ты же помнишь, Михаил говорил, да и Женя тоже, что быть может это и неправда. Утка очередная.
- Иного варианта нет. Мы должны попробовать или погибнем здесь. Аномалию я беру на себя и войду в неё первый. Если выберусь живым, то значит шанс есть. Я уверен, что эту дуру реально одолеть. Не так страшен чёрт, как его малюют. Дай мне шанс. У нас всё ровно выбор не велик.
- Но…
- Доверься мне, - уверенно заверил Николай. – Мы справимся. Я дал обещание, что помогу тебе всем, чем смогу. И я сдержу слово. Я их на ветер не бросаю.
- Хорошо, - воодушевлённо кивнул Алексей. - Ты прав. Я согласен. 
- Тогда давай пока выпьем чаю на дорожку. Ты поставь и проследи, а я присмотрю за территорией.
      Чтобы быстрее убить время, Николай патрулировал туда и обратно вдоль коридора. Юноша пристально разглядывал на облезлых стенах старые граффити и никак не мог понять их смысла. Огромные, разноцветные, непонятной формы, буквы напоминали ему об отдалённом и бесплодном прошлом. Словно все его ушедшие годы, как и эти разрозненные рисунки, представляли собой громадную череду безуспешных попыток как-то наладить свою жизнь. Ему удалось лишь набросать вереницу разнообразных эскизов личного жизненного пути, но не получилось создать полноценной, яркой и законченной картины. Поэтому целеустремлённый юноша твёрдо решил положить конец извечным раздумьям и метаниям в разные стороны, чтобы отныне стойко двигаться дальше и противостоять горьким невзгодам.
      Он вошёл в бывший театральный зал, больше напоминавший огромную помойку, как и вся заброшенная усадьба. Деревянный пол был почти полностью усеян морем пустых, смятых пластмассовых бутылок из-под пива и океаном битого стекла. Древесная сцена изрядно обветшала и приобрела внушительную дыру. Оставшиеся ветхие рамы от разбитых окон давно сбросили с себя бардовый окрас и повсеместно приобрели серый оттенок.
      Угрюмый окружающий вид символизировал собой уходящий и печальный промежуток жизни, заставляя во что бы то ни стало двигаться на встречу мечте. Это мощное и некогда привлекательное здание казалось Николаю воплощением исковерканных и поломанных судеб Павла и Евгения, доселе здравствующих и бодрых духом. Изуродованный облик усадьбы напоминал их обезображенные, жестоко выброшенные на свалку судьбы, как отработанный материал. Но такое предназначение ни капли не прельщало сентиментальную натуру Николая, желавшего всем сердцем освободиться от узких оков и достигнуть высшей точки, «недосягаемой» Москвы.
      Из окон задумчивый юноша заметил вдали какую-то большую массу мутантов, страстно бредущих в сторону базы. Сначала он не предал этому особого значения, пока вялотекущее сборище ненасытных монстров не превратилось в нескончаемый кровожадный ручей, льющийся неизвестно откуда. «Так что помните о ракетах, если заметите продвижение большого числа тварей, то немедленно оповестите,» - подобно раскату грома в ясном небе, всплыли слова Михаила Антоновича. На миг возникло скромное желание выполнить приказ начальника базы, но возникший порыв сострадания к гарнизону крепости оказался моментально погашен непреодолимым чувством мести. Николай чётко осознал, что в данные секунды от него зависят десятки человеческих судеб, только от него одного. Поневоле оказавшиеся в этом, Богом проклятом месте, простые солдаты с их отцами и матерями, братьями и сёстрами, может быть даже дочерьми и сыновьями, более не представляли никакой ценности, ибо настолько высокой точки кипения достигла бушующая ненависть. Никакие их проблемы и помыслы, связанные с вынужденным выживанием, не могли затронуть струны сочувствия. «Раз они не думали о матери Паши, которая больше никогда не увидит своего сына и не получит средств на лекарства от болезни Паркинсона, то пусть получат справедливое воздаяние. Враг моего врага – мой друг,» - безудержно заключил Николай, желая больше всего отомстить Михаилу Антоновичу.
    Устрашающая орда неуклонно текла по центральной сельской площади на север, в сторону единственно надёжного и обжитого убежища. «Наверное, эти полчища прошли через мост, пока я