Произведение «Диалог в палате» автора Алик Данилов

Дверь в палату частной психиатрической клиники распахнулась и в палату, гремя туфлями сорок третьего размера, вкатилась дородная медсестра. В руках она держала ведерную резиновую клизму. Судя по её, как будто вырубленному топором лицу с торчащим шнобелем, эмоции ей были чужды, как и само милосердие. Она посмотрела на лежащего на кровати человека и не выбирая выражений гаркнула:
— Больной Ильин!
— Я...
— Головка от буя, ты почему ещё старый козел в трусах!? Или ты думаешь, если ты был когда-то капитаном корабля, то тебе всё можно!? Ты что не знаешь, что мне некогда!? Ещё раз приду ставить тебе клизму, а ты будешь лежать одетым не по форме одежды, вколю в твой старый тухес укол серы и двадцать кубиков аминазина с галоперидолом. Будешь лежать овощ овощем, а наш местный дурачёк Вергила будет приходить к тебе и в рот ссать. Ты меня понял, шланг?
— Так точно понял. Уже снял.
— Поворачивайся. Какой же ты жирный, ублюдок, разожрался на народных харчах. А ручки-то у тебя беленькие без мозолей. Ты, Ильин, когда-нибудь в своей жизни ими что-нибудь делал или только дрочил ими свой ялдак? Были у вас там на корабле бабы? — засаживая пластмассовый наконечник клизмы в анус бывшему капитану, спросила медсестра.
— Нам офицерам не положено было ничего руками на корабле делать, — морщаясь от боли в анусе, ответил Килькин. — А баб у нас на корабле не было, сами себя обслуживали.
— Как это? Долбили друг дружку в жопу, что ли!? — ахнула медсестра.
— Нам офицерам не положено было самим в жопу трахаться, для этого у нас были матросики — прибиральщики кают... Помнится был у меня такой старшина первой статьи Мирошниченко. Готовил мне баню, минет перед сном, ну и всё остальное делал на уровне.
— Тьфу ты мерзость, — сплюнула медсестра, и меняя тему разговора спросила. — А кто же вас на том корабле кормил и обстирывал?
— Лично меня или весь офицерский состав?
— Так ты, что там не один был тунеядец?
— Нет. У нас на корабле было четыреста матросов, пятьдесят мичманов и сорок офицеров.
— Ни хрена себе — шобла дармоедов. Что и мичмана ничего не делали?
— Да ну, конечно. Только офицеры — нам хватало и своих служебных обязаностей. Хорошая у меня была служба, — ностальгически вздохнул бывший флотский офицер, которого благодарные внучки сдали в частную психиатрическую больницу, чтобы он не мешал им в его же квартире, обустраивать им свою личную половую жизнь. — Был у нас свой камбуз и своя кают-компания, а у матросов и мичманов была столовая со своим камбузом*.
— Что такое камбуз?
— Это корабельная кухня.
— Понятно. Так кто же вам готовил еду на том камбузе?
— Матросы и готовили, а гарсунщики накрывали баки и блюда меняли в нашей кают-компании.
— А кто такие гарсунщики?
— Ну, это типа слуг на корабле.
— А когда же те гарсунщики служили, если они вас обслуживали? — продолжала удивляться не сведущая во флотской жизни медсестра.
— А это и была их служба — нам прислуживать.
— Не матросы, а слуги какие-то, они что вам и стирали и убирали?
— Да и приборку они у нас в каютах делали и стирали нам одежду и гладили. Кто старался, тот получал и звания, и в отпуск, как мой старшина Мирошниченко, ходил регулярно, а кто борзел, не хотел перед нами прогибаться того мы лишали отпусков и очередных званий. Помню, был у меня в команде такой борзый матрос Данилов, пришел в командировку с ПМ-9, ничего не хотел делать. В наряд на камбуз — не загонишь. Болел, говорил, в Африке холерой и экземой. Погрузочно-разгрузочные работы, та же история. Гниёт, говорил, копчик и грыжа — поднимать нельзя ничего больше трех килограмм и то до пояса. Даже картошку чистить не вставал по утрам. Проверил я его санитарную книжку, точно — всё там правильно написано. Только альбомы рисовал и наколки делал матросам. Ну, я его и решил подлечить. Поставил в наряд гальюны чистить. Так этот подлец, что придумал, заставил дучки чистить молодого матроса, а сам ходил в офицерских лайковых перчатках, которые у меня украл, со своей бандой годков и песни под гитару орал. Потом вернул их мне... измазанные гавном. Сволочь, потом ещё и коммисовался, как инвалид. Теперь картины и книжки пишет.
— Так, что в этом плохого? — искренне удивилась медсестра.
— Так он же пишет в тех книгах правду о флоте!! А кому она нужна — правда!?
— Ты не ори, болезный. Так вам шлангам и надо. Хоть один нашелся нормальный человек, который вас вытащил за ухо на солнышко. Ладно. Отдыхай. И попробуй только мне не помыть в туалете за собой засранный толчок. Я не матрос Данилов, который твои перчатки испачкал. Я тебя, шланга, рожой в твоё же гавно и натолку. Капитан, в твою мать!

Высказалась, плюнула на лежащего Ильина и забрав клизму самоходкой выкатилась из палаты. Впереди у неё хоть и был длинный день, но и больных, таких как Ильин, было немало, надо было всех успеть подлечить - кого серой угостить, а кому поставить и аминозиновую блокаду. Карательную психиатрическую медицину в России ещё никто не отменял.