Unity Songs Они слышат и они видят!

Прохор Семенович вышел утром на крыльцо дома. Ступеньки не
спускались напрямую к калитке, а как бы шли параллельно забору. Зять поставил
новый из лёгкой жести, покрашенной в ярко синий цвет.  Так что никто и ничто не могло нарушить
уединения деда. Так тот и ставил условие, чтобы о нём никто и ничто не знало в
этом селе.

 

А что сельским? Посудачили про странного нового соседа да занялись
своими привычными делами.  А они
известны, кто на ферме трудится, кто в мастерских из трёх тракторов один
делает, кто беспробудно пьёт, не признаваясь в этом.  Что тут такого? Жена за порог, к коровам, а Михалыч
к тайничку. Возвращается Меланья, а он сидит и хмуро разглядывает сломанный
утюг. А что там смотреть, подошва спалилась, выбрасывать надо всю эту заморскую
красоту и бегти в магазин за новым утюгом. Жена подозрительно смотрит, а он
вытаскивает из-под лавки старый утюг, где спиралька греет. «На, хозяйка, пока
им поширкай бельёшко, а энтот на свалку! Дерьмо делают, детям на забаву!

 

Прохор Семёнович не боялся пересудов. Эк невидаль, бабьи языки
да пьяная философия Михалыча! Он боялся Веру Борисовну, учительшу в здешней
школе. Историю она преподаёт. А он не хочет быть у неё «ярким примером»
мужества и доблести! Стой перед классом эдаким чучелом в новом костюме от зятя,
с букетиком здешних цветов и потей, вспоминая «нужные» эпизоды жизни!

 

Да ему под сто лет. Но выглядит Прохор Иконников на все
шестьдесят! Как же он ухитрился скосить почти полвека лет?! Вот об этом он
рассказывал правнукам, что жили в городе.

 

- Главное, ребята, - говорил он им, - надо договариваться с
организмом. Хоть ты ему и хозяин, а живёшь гостем! Чуть хочет этот организм
расслабиться в борьбе с простудой или, куда хуже, с вирусом, ты забиваешь ему
чётко: «На покой захотелось в червивой яме гнить? Света белого не видеть, тепла
солнышку не радоваться, щебетанья птичек не слышать? Успеешь, належишься,
распадаясь и смердя!»

 

Пробирает такая перспектива организм! Глотнёшь каши, а она
моментально становится каким-то лекарством и нет простуды! Вот он, нос, не
сопит, не краснеет от сотни платков! И так по всем болячкам.

 

Дочка Анна переживала, когда дед остался один. Есть немогота по
мужской линии, опасная без женщины. Сколько мужиков после семидесяти давит рак
предстательной железы. А здесь за девяносто!

 

- Ты б женился пап.

 

- Зачем мне женщина? Замучает призывами о внимании и уходе!
Давай, найди молочницу, свободную и не болтливую, сладимся.

 

Стала заходить Ксения Уварова. Молчаливая и трудолюбивая. Дед
сразу же очаровал её обхождением. Сладились они на утренний график. Ну кто
подумает, что женщина с бидоном будет ласкаться в шесть утра? В семь она уже
напевая дома хозяйством занимается. И никому от этого нет худа! А она всё утро
улыбается причудам Прохора, Прошеньки, который всегда имел под рукой анекдот
про поручика Ржевского. Особенно про вдову, не решившуюся продать что-либо из
мебели - всё напоминало о шустром муже! Даже люстра…

 

Однажды Ксения увидела в шифоньере военный китель Прошеньки.
Весь в орденах и медалях! Куда там Брежневу! Пол Европы на этих медалях!

 

- Милый, как же ты умудрился столько получить! Свёкр у меня
воевал, до Берлина дошёл, а такого набора не было у него!

 

- Коллекционер я, Ксюша. То поспрошаю, это украду в музее, да
дочка ещё с рынка привезёт, так вот и разжился!

 

Но Ксению не проведёшь. Всё разглядела зараз, все даты и
соответствия времени:

 

- Это всё твоё, знаю. Но тогда признавайся, что ты Кощей
Бессмертный! Это же за сотню лет не наберёшь! Милый ты мой, тихий герой!

 

- Ты это полегче. Начнёшь жалеть меня по годам, всё и
развалится! А у меня есть ещё один приём. С немкой Гердой разучивал в Потсдаме.
Ох и смешливая была и всё звала взять её в жены. Мою замучили в гестапо, когда
она с рацией по лесам бегала. Сильная была патриотка! Моя Жанна!  Надо было искать деток.

 

- Нашёл?

 

- Три года искал, пока не обнаружил их в Ашхабаде. Но они были
при семье. Лишь через семь лет Валентина привезла мне их в Москву, муж помер.
Так мы и стали жить, – и обязательно пошутил. - Забросил я своё общежитие при
ткацкой фабрике…

 

Конечно, после этого разговора не сразу всё у них с Ксенией восстановилось.
Женщина не могла понять, как Прошенька так хорошо сохранился! Такого не может
быть!  И что учудила, поехала к Анне в
Москву, посоветоваться.

 

Поплакали они, потому что почти ровесниками были. Но Анна
строго-настрого запретила рассказывать о тайне отца.

 

- Не любит он славы, она его доконает! Вернее, сначала подпилит
на корню! А потом добьёт!

 

И Анна привезла обратно Ксению с готовым бланком регистрации
брака. Купила. Элементарно. Вписали деда и стали они с Ксенией мужем и женой. «Да
ну, там на месте расписываться! Весь район узнает про ветерана 97 лет! А такие
нынче в спросе! К Путину повезут! Зачем всё это?»

 

Так рассуждала Анна, которая сильно любила отца и которого
сначала потеряла, а после Туркмении нашла!

 

Теперь им легче стало жить.

 

В эти майские дни погода не очень баловала празднично настроенных
людей, но торжеств по телевизору показывали много. Тарелка всё ловила!

 

Прохор Семёнович после одиннадцати утра включил канал «Звезда».
Там лучше про войну показывают. И вот объявляют концерт на площади
Шварценбергплац у монумента советским солдатам-освободителям в Берлине. Пошла картинка
специальной сцены с задником на латинском языке о хоре Турецкого, который
приехал по случаю 74-й годовщины Победы.

 

Хоть и ещё хорошо дед видел, но подошёл к телевизору, чтобы
ближе посмотреть, не сошли ли немцы с ума! Зачем им те песни, под которые на
полях гибли их деды и отцы? А народ набрался. И начались песни.

 

Они отбросили бывшего полковника артиллерии на диван, прижали к
спинке и заставили плакать.

 

Ксения заглянула в зал, увидела мужа, растирающего слёзы по
щекам. Но не бросилась утирать и жалеть воина. Она замерла за дверью, лишь
колыхался занавес.

 

Неожиданно Прохор Семенович сел прямо.

 

- Вы мои глаза видите, как Победа угнездилась в центре Берлина? Видите?!
 А теперь моими глазами смотрите все
воины, полегшие в войне, смотрите на Том Свете, как торжествует русский дух на
Этом Свете! Смотрите и успокойте свои великие души! Смотрите и плачьте теми же
слезами, что и я! Это слёзы победителей!

 

Дед немного помолчал. Полились звуки песни «Тёмная ночь».

 

- Перед вами, мои родные солдаты, которым смерть закрыла глаза,
ваша родная песня, со словами которой и музыкой которой вы шли в бой! Под пули,
под мины, под снаряды, под вражеские штыки! Откройте запавшие в могилах веки! Видите,
утро, май, павший Берлин и наша песня! Вы слышите мои уши? Слышите! И ваши
солдаты уши должны слышать это в павшем городе! Он сыт, он прихорошился, он
зелёный от каштанов и дубов! Но он наш! И вы это слышите!

 

И снова Прохор Семенович закрыл глаза под песню. А когда открыл,
то они снова были полны слёз!

 

Не выдержала Ксения, подбежала, села рядом, обняла своего теперь
деда. Её поразили слова, обращённые к мертвым, погибшим так давно, что кое-кто в
столице стал смеяться над парадами и шествиями в День Победы. Глупцы! Над вами огромный
слой душ людских! Вы не туда, не к ним попадёте, а сгинете в огне ада!

 

- Я дожил до величия Победы!

 

Прохор Семенович встал. Сжал кулаки. Он гневно смотрел куда-то
вдаль, за тюль занавеса окна, за горизонт, который совпал с верхней чертой
ограды. А выше было небо с плывущими облаками, которые ветер перестраивал по
своему желанию. Они обретали разные формы, но Прохор Семенович видел в них
череду лиц тех, чьи души невидимо поднимались при каждом выстреле и при каждом
взрыве на улицах, в окопах и при последнем вздохе в больницах и госпиталях!