Дело было не в скамейке...

Из историй о жизни садового товарищества (с подтекстом)

              Пал Яковлевич, маленький и заядлый старикашка,  будучи избран председателем садового товарищества, изрядно  взбудоражил общественную жизнь садоводов и  немало попортил крови членам общества. Когда-то давно, в прежние времена, Пал Яковлевич  сотрудничал с известными компетентными институциями, и с годами его наблюдательность и подозрительность не притупилась. А неожиданная свалившаяся хоть небольшая, но  власть окончательно испортила его деформированный пожилым возрастом характер, и он возомнил себя маленьким царём. Во время его «правления», как он говорил, постоянно кипели страсти, устраивались бурные собрания садоводов-огородников, инспектировались садовые участки на предмет тщательности обработки земли, а нерадивым или просто не успевшим за ростом сорняков садоводам заядлые общественники портили нервы. На главной аллее товарищества была установлена «Витрина №3», на которой вывешивались разные объявления, обличающие неуспешных садоводов, должников по взносам и прочих нарушителей.  Но потом времена изменились. Последовавшая  приватизация садовых участков сильно поубавила  возможности покомандовать – уже не с руки было ввалиться на частную территорию и мерить шагами теплицу или тыкать в некошеную лужайку, хозяева обнаглели и могли запросто выставить пришельцев  со своего  огорода. Оставалось только тявкать на  свисающие над общей территорией улицы ветки или случайно залезшие за границы участка растения или некошеные обочины. Вообще-то и этого хватало, чтобы задолбать всех.
               
          Но самым главным оставалась вода в товариществе! Вода подавалась из местной скважины, только летняя, в конце сентября отключалась, ключ от скважины хранился у Пал Яковлевича, и именно он устанавливал режим подачи воды, отключая её то в засушливую или жаркую  погоду, чтоб поэкономить,  то перед предполагаемыми морозами, то когда ещё в голову приходило сумасбродному председателю. Садоводы, особенно те, которые жили в саду постоянно,  бегали к Пал Яковлевичу, увещевали его, просили  иметь совесть, но всё напрасно.
Вот тогда садовод Яша и прозвал его в сердцах Пал Х*ялычем, или просто
Х*ялычем. Прозвище это так и прижилось.

          Прошли годы, в товариществе появилась зимняя городская вода, а местную скважину демонтировали. Приуменьшилась власть  Х*ялыча, а хлопот добавилось. Ну, а там подоспели новые выборы, и садоводы выбрали себе нового председателя.
Скучновато сначала зажил Х*ялыч, но деятельная натура его не могла без дела.  Участок у него был вылизан, выполот, несанкционной травы под микроскопом не найдешь. Ветки обрезаны, попилены на дровишки, аккуратно сложены под навесом. Нечем ему особо было заняться, но главное  - не хватало общения, криков, споров и ругани садоводов и огородников, которыми он наслаждался в свою  председательскую каденцию. Жизнь стала тихой, пресной и бесцветной, и он совсем не знал, к чему приткнуться.

          Как-то  раз, разбираясь в сарае, Х*ялыч обнаружил несколько совсем приличных досок.  Примерил, покрутил и решил, что из материала получится неплохая скамеечка. Сказано – сделано, через пару дней на границе его участка с общественной лужайкой, под раскидистым деревом появилась скамеечка. Немного пошуровав в сарае, обнаружил он и материал на столик, который соорудил уже на общественной лужайке рядом со скамеечкой. 
Столик был невелик, но зато на нём Х*ялыч  расчертил шахматную доску. Получился эдакий уютный  уголок в общественной зоне. Расположение участка и лужайки было удобное, многие огородники проходили или проезжали мимо, поэтому новшество скоро заметили. Молодёжь, конечно, пробегала мимо, но садоводы постарше,    знакомые с Х*ялычем с времён его председательства, стали присаживаться на скамеечку, и скоро здесь сложилась определенная компания.

              Одни приходили, прямо как стояли, в традиционном огороднем прикиде – кривых ботинках или резиновых сапогах на босу ногу,  чёрных плащах на голое тело и бесформенных шляпах, другие переодевались в «гражданскую» одежду. Приходили и дамы, чаще всего огородница Дуся, вдовая пожилая и малокультурная тётка,  промышлявшая самоуправством на соседних участках, вырубая и вырезая всё, что ей казалось лишним. Заглядывала и пенсионерка Нина Петровна, дама очень почтенного возраста, всегда ухоженная, с маникюром и аккуратной причёской. Нина Петровна даже грядки полола в белых кружевных шляпах и ярких халатах, которых у неё было великое множество. В отличие от других огородников, она благоухала добротными, хотя и немного старомодными, духами и хорошим коньячком. Заворачивал и кроликовод Казимир со своей внучкой, и косноязычный бывший бульдозерист Римкус со своим «ануком» (внуком, искажённое литовск.), основатели кооперативного сортира садоводы Коля и Филя и не примкнувший к ним садовод Яша и многие другие. Сформировалось общество, скамеечки уже стало не хватать, пришлось выставлять табуреточки, чурбаны, оставшиеся от спиленного дерева. Жизнь на скамеечке закипела. То складывалась партия в шахматишки или шашки. А то и в картишки перекидывались собравшиеся. Начали закипать споры, как бытовые, так и политические, которые перерастали чуть ли не в потасовки.В последнем  ничего удивительного, ведь ещё великий А.П. Чехов в своём знаменитом рассказе «Ионыч» сказал,  что «пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже не глупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например, о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти».
         
      Здесь, на скамеечке,  одинокие и вдовые огородницы конкурировали за благосклонность недавно  овдовевшего импозантного  Валентина Егоровича, мужчины предпенсионного возраста. Валентин Егорович вообще выпадал из контекста – в отличие от «коренных» садоводов, получивших участки ещё в советские времена по месту работы, он свой участок с домиком купил у прежнего владельца, железнодорожника,  работал в  издательстве, ходили слухи, что он даже пописывал стихи и рассказы («Совсем делать нечего!» - осуждали садоводы.) Валентин Егорович  отличался едким юмором и позволял себе дерзить самому Х*ялычу. Но когда он приходил, на скамеечку, в компании становилось весело и интересно.
             
            В общем, на скамеечке кипела жизнь, и многие огородники и, особенно, Пал Х*ялыч, свято уверовали, что всё дело в скамеечке и столике. Мол, благодаря скамеечке, жизнь стала интересной, сложилось общение, и вообще огородная жизнь получила новый  импульс. Ну а Пал Х*ялыч возомнил себя чем-то вроде президента маленькой скамеечной республики – что бы было, если бы не он? Он, как в старые председательские времена, снова  почувствовал себя главным, хозяином.  Огородники стали жаловаться ему друг на друга, если вспыхивали ссоры, как на скамеечке, так и на границах участков. Сначала жаловались вслух при всём обществе, потом стали стучать друг на друга потихоньку, иногда даже письменно.
Пал Х*ялыч стал принимать меры – особо провинившихся «отчислял из скамеечки» или, как он выражался,  блокировал.  Если провинившийся  проявлял смирение и подчинялся Пал Х*ялычу и коллективу приближенных, то со временем он мог рассчитывать на возвращение. Допуск на скамеечку стал действенной мерой поощрения или наказания.

          И так продолжалось до тех пор, пока не вспыхнул знаменитый скандал вокруг Валентина Егоровича, которого не поделили вдовые и разведенные садоводки. Разбитые сердца не вынесли соперничества. Конфликты и разборки стали происходить публично. Склоки зашли так далеко, что все уже забыли, с чего собственно всё началось. Посыпались жалобы друг на друга и, особенно, на ветреного Валентина Егоровича,  который только высмеивал передравшихся огородниц и весь скамеечный садоводческий бомонд. Возмущенный Пал Х*ялыч принародно вынес порицание, но обнаглевший Валентин Егорович его просто послал. Это было возмутительно. Но  когда  на самой «Витрине №3» (!) кто-то вывесил совершенно издевательские  стишата о садоводческой жизни с карикатурой, подозрительно смахивающей на самого Пал Х*ялыча, чаша переполнилась. Взбешенный  Х*ялыч мигом вычислил злоумышленника (кто, как не он?)  и «отчислил» Валентина Егоровича  со скамеечки без права возврата. Надо сказать, что далеко не все садоводы были солидарны в оценке событий с Пал Х*ялычем, одни в знак поддержки репрессированного тоже перестали посещать скамеечку, другие попытались вступиться за Валентина Егоровича, но Х*ялыч на правах хозяина  их  тоже «отчислил». На скамеечке стало скучно. Тем, которые остались, не с кем стало играть в шахматы и шашки, не с кем спорить о политике,  вдовым и разведенным огородницам  стало не перед кем соперничать и некого обговаривать …  На скамеечке стало тихо, но неинтересно. Все реже стали собираться на ней огородники, а вскоре и совсем перестали приходить... 

          Вот и стоит под раскидистым деревом на зеленой лужайке скамеечка, краска на ней пооблупилась, выцвели клетки на шахматном столике. Мимо пробегают огородники по своим делам, но никто не останавливается, никому она не нужна, никому не интересна.  Одинокий Х*ялыч копается в своём огороде.  И все уже забыли, что когда-то здесь, на лужайке, бурлила такая интересная общественная жизнь. Значит дело было не в скамеечке...

Так что, не ресурс важен, а его пользователи, если кто вообразил иначе.