Притча о Гудвине

Созерцание, выражаясь языком философов, нашей действительности не через экран телевизора, а в реальном режиме, через каждодневные заботы простого человека, это созерцание вызывает ощущение безысходности и вдруг приводит к спасительной мысли. Коль скоро мы видим в этой действительности с одной стороны сказочную жизнь одних, а с другой стороны сплошной кошмарный сон остальных, то возникает такое ощущение, что без привлечения сказочных героев эту мешанину сказочных жанров не исправить. Глядя на нынешних любителей сказочной жизни, ставших профессионалами ножа и топора от финансов, вспоминается старая добрая сказка, в которой волшебник по имени Гудвин исполнял любые желания.
Герои сказки считали себя обделенными рядом человеческих качеств и попросили у него каждый свое. Один попросил смелости, другой – ума, третьему казалось, что ему не хватает душевной теплоты и все это Гудвин им дал.
В условиях сказочной жизни, которую нам милостиво позволяют наблюдать то там, то тут, волшебник Гудвин просто необходим, ведь он мог бы дать чиновникам, обитающим в коридорах власти хотя бы горстку, щепотку совести. Поднесли бы они эту щепотку к носу, понюхали ее, чем она пахнет, совесть, вспомнили ее забытый запах, чихнули пару раз, огляделись бы вокруг и от этого запаха вдруг у них где-то там, внутри, где и раньше когда-то возникали мысли, живым ростком проклюнулась бы мысль –воспоминание о том, что они такие же люди, как и все те, кому в удел они оставили лишь возможность любоваться своей сказочной жизнью. А что было бы дальше и загадывать не верится, голова кругом идет, так хорошо бы стало вокруг. По крайней мере дворцов своих они бы точно устыдились, ведь совесть не тетка, гложет ведь она.
А Гудвин-он такой, он может, его только попросить надо.
В том –то и вопрос, что герои сказки сами попросили для себя того, чего им не хватало. Совести никто из них не попросил, они были порядочными, что по нашей жизни факт сам по себе сказочный. Нет никаких шансов, что чиновнищи, чиновники и чиновнички  шумной гурьбой, топча друг друга, бросятся к Гудвину за порцией совести, объяви он завтра часы приема. Остается только надеяться на издание в небесной канцелярии циркулярного письма с приказом всем чиновникам получить у Гудвина свою горсть совести, а все остальное в стране для достойной жизни людей было и есть, дело за такой малостью. Тот же Гудвин сравнил бы жизнь в  стране  с золотым яйцом,  только,  в отличие от яйца Курочки Рябы, золотое оно внутри, а снаружи обычное- гладкое и невзрачное. Те, кто пишут законы и для кого пишут законы, живут в золотом нутре этого яйца, а те, кто живут по этим законам, обитают на его поверхности и все силы у них уходят на то, чтобы уцепиться за его гладкие бока и не свалиться прочь, в ничто и так каждый день. Без разницы кто ты- студент, фермер, предприниматель, рабочий- все цепляются, барахтаются, выживают.
Вход в золотое нутро закрыт, там идет процесс выгрызания,  для участников которого мысль о Гудвине, похоже, непророщенное зерно, брошенное в неподготовленную почву сознания.
Ныне барахтающимся на скользком яичке жизни нет возможности вспомнить о том времени, когда людям ставили прививки не только от болезней тела, им с малых лет ставили прививки совести. Вроде бы никто и не замечал этих прививок души, но литература совместно с прочими инструментами культуры делали свое дело и людям от этих прививок было стыдно врать, воровать, жить заеданием чужого добра.
Литература подобно Сизифу упрямо тащила мораль человеческую наверх, туда, где на самой вершине человек рядом с этой моралью по праву мог бы выглядеть стоящим выше животного мира. Не за один день получилось так, что численность людей с такими прививками души сократилась настолько, что жизнь, так же не за один день, скатилась в аморальную колею, в которой грабят стариков, молодых продают в рабство, детей воруют на органы и так же не за один день под эту аморальную жизнь стали издаваться аморальные законы, превратившие всю жизнь в поверхность гладкого, скользкого куриного яичка.
Без сказочного Гудвина не восстановить запасы совести, впопыхах затоптанной на стройке капитализма с человеческим лицом. Спустя годы этой стройки вместо обещанного по европейскому подобию лица с элементами американского макияжа миру явилась криво сколоченная из дешевых сортов фанеры, вульгарно размалеванная яркими красками маска, за которой скрывается ненасытный оскал узаконенного мздоимства, проглатывающий миллиарды и плюющийся законами о росте налогов и пенсионном возрасте. На фоне этого оскала Веселый  Роджер с пиратского флага выглядит невинным милашкой. Без сказочного Гудвина у этой сказки про сказочную жизнь не сказочных персонажей не вырисовывается никакой финал и никакой морали. Гудвину потребуется огромный трубопровод, несоизмеримый со всеми южными, северными, западными потоками, чтобы закачать совестью все бесчисленные кабинетики, кабинеты, кабинетищи потоками совести для дезинфекции всех входящих, всех берущих и всех дающих.
Гудвин- он ведь сказочный, у него на всех хватит, надо только попросить.