А по нашим данным

      Учения были в полном разгаре. Один из красивейших кораблей советского военно-морского флота - большой противолодочный корабль (БПК) 61 проекта «Нессущийся», перепрыгивая с волны на волну, стремительно резал острым форштевнем морскую пучину. Неожиданно с флагмана поступила команда:
      - Справа по курсу воздушная цель! Уничтожить!
      - Боевая тревога! Ракетная атака! - прогремел голос командира по трансляции, и экипаж корабля споро принялся за боевую работу.
      - Цель обнаружена! Батарея к пуску готова! – доложил на главный командный пункт корабля командир ракетной батареи.
      - Первая ракета пуск! – командир дал «добро».
      Все, что создано на корабле руками человека, подчинено этой команде. Все! Мастерство, знания техники, опыт. Умение людей в любой обстановке выполнить главное предназначение - защитить Родину! Корпус БПК тяжело вздрогнул и страшный рев, уходящий за горизонт, прокатился над морем. Первая зенитная управляемая ракета (ЗУР) красиво сошла с аппарелей носовой пусковой установки и сделала «горку».
      - Ракета пошла! - прозвучал радостный доклад комбата.
      - Куда пошла! Посмотри! - потребовал командир.
      Комбат смотрит и видит, что ЗУРина, оглушив всех, кого может, не полетев за горизонт, как ей положено через некоторое время делает «козла». С не отделившимся стартовым двигателем смачно шлепается в море, будто лягушка в деревенский пруд.
      - Вторая пуск!
      - Стой! - ошалело кричит комбат. - Куда? Какой пуск? Назад!
      Какой к черту «назад», вторая, запутавшись в инверсионном следе первой, тоже плюхается за борт. В боевой рубке корабля наступает гробовая тишина как в морге. Все уходят в ступор. Это у авиаторов - бомбу сбросил и забыл, а у ракетчиков ракета должна полететь и попасть в цель.
      - Дорукоблудился! - командир с каменным лицом бросает булыжник в комбата. - Устроил мне тут заплыв в дерьме! Я тебе покажу небо в алмазах!
      Начинаются пляски Святого Витта, а не служба. Звучит команда вахтенного офицера:
      - Командиру носовой батареи прибыть к «особисту»! - это значит к сотруднику КГБ СССР на корабле. - С вещами! - добавка флотского юмора к команде.
      У старшего лейтенанта по имени Семен зачесались звездочки на погонах и тяжело заныло под ложечкой. И правильно заныло. Это было приглашение на судную казнь, так как в каюту с магическим номером «ОО» за благодарностями не вызывали. Здесь выясняли, нет ли на корабле подрыва государственных устоев и командирской власти.
      - Все! Приплыл! - молодой комбат с грустью во рту обречено выругался. - Теперь посадят! - и подумал «Правильно в народе говорят - от сумы да от тюрьмы не зарекайся!»
      Семену после ракетных стрельб чертовски хотелось на все плюнуть. Быстро попасть в каюту, выпить кружку спирта, забраться в теплую постель и лечь спать. Вместо этого уставший офицер, собрав оправдательные документы под мышку,  выбрался с командного пункта, словно солдат из окопа и поплелся к корабельному стукачу.
      Душа отяжелела, будто носилки, нагруженные цементным раствором. Спина налилась свинцом, ноги, словно чужие не шли, а стремились домой. Было ощущение, что ему перебежали дорогу тринадцать черных кошек с пустыми ведрами и ссыпающейся из под хвостов солью.  У радости отцов много, у беды - матерей и того больше.
      По дороге на эшафот к сексоту - секретному сотруднику, ссутулившись, будто ожидая пулю в затылок, парень мучительно себя спрашивал: «Что теперь будет? Интересно, а пытать будут? Если не расстреляют, то десятку точно влепят и заставят платить за две утопленные ракеты!»
      Перед каютой «ОО», комбат остановился, будто перед кладбищем, готовый к встрече с контрразведчиком, как покойник с могилой. Семен хотел перекреститься, но был воинствующим атеистом. За дверью, напоминающую надгробную плиту было тихо.
      Некоторое время постояв, собираясь с разбросанными мыслями и кое-как отдышавшись в полутемном коридоре, старлей поправил прилипшую ко лбу фуражку. Неожиданно «броняшка» по волшебству открылась. За дверью стоял в позе покорности матросик - помощник особиста.
      Зайдя в каюту-застенок к бойцу «невидимого фронта», парень огляделся. Прогнав холод с хребта, инстинктивно спрятал руки за спину.
      Непорочному взору Семена, застывшего у порога, словно крест на погосте предстала картина кельи монаха схимника. В отличие от кают корабельных офицеров здесь не было койки, умывальника, рундуков для одежды. Посередине кают стоял черный, как палуба металлический стол с телефоном и два стула.
      На одном сидел особист с сухопутным званием «майор», а другой был приварен к палубе. У переборки возвышался сейф, облепленный гербастым печатями. За спиной майора висел плакат «Потерявшему секретные документы лучше застрелиться самому!»
      Семен нерешительно прошел к столу и сел на краешек стула, будто провалился в воду под лед. Безмолвный и холодный как айсберг спецофицер посмотрел маленькими рыжими глазками на старшего лейтенанта и потянулся к стоящему за спиной сейфу. Достал стопку писчей бумаги. В каюте установилась тягостная тишина, которая стала растекаться как туман.
      Майор положил перед собой бумагу, занес ручку над протоколом допроса и не мигающим взглядом задал первый вопрос:
      - Как фамилия?
      - Сахаров. – начался бой не ради славы, а ради жизни на земле.
      - Точнее.
      - Сахарович
      - А еще точнее.
      - Цукерман! – покраснев, сознался офицер.
      - Имя?
      - Семен.
      - А по нашим данным другое, - многозначительно посмотрев на парня как на покойника, промолвил особист.
      - Соломон.
      «Кто надо» сделал паузу, закурил и продолжил Семена раскладывать в меркаторскую проекцию:
      - А по наши данным ты еврей?
      - Нет, я просто устал.
      - Ты еврей по маме или по папе? – сигарета сексота, секретного сотрудника, дымила как труба крематория.
      - По характеру!
     - Цель рождения?
     - По сути ее нет.
     - Кого нет?
     - Сути.
      - Сколько тебе лет?
      - Двадцать восемь
      - А по нашим данным двадцать три, - особист посмотрел, куда-то под ладонь.
      - Я пять лет, учился в военной бурсе, - заныл Сема, сморгнул и ему захотелось увидеть то, что высматривал майор.
      - А что, учиться - это не жизнь?
      - Тю, вам бы такую жизнь! – парень начал дымиться.
      - Родственники за границей есть?
      - Нет!
      - А по нашим данным у тебя дядя в Канаде, - воздух в каюте закаменел.
      - Ой, не делайте мне нервы. Он дома, это я за границей. Плохо работаете!
      - Как умеем, так и работаем, - особист нехорошо ухмыльнулся тонкими губами и продолжил. - Почему завалил ракетную стрельбу? Зачем пробрался на советский флот? Кем завербован? - майор начал кидаться на парня как деревенский мужик на радиоприемник.
      - По Колыме затосковал? - тихий идиотизм перешел в буйный, - или государственный переворот хотел сделать? Нам все известно! – со зловещим лицом грозой прогремел дознаватель. - Рассказывай! Суд учитывает чистосердечное признание!
      - Да никакой я не шпион! - парень почувствовав рукава смирительной рубашки, завязанные санитарами за спиной, стал зеленеть. - Свой я, свой!
      Трапы злобно грохотали. За переборкой в ржавые борта корабля толкалась стылая волна.
      - Проверим! Каковы слова третьего куплета гимна Советского Союза?
      - Конечно, знаю. «Сквозь грозы сияло нам солнце свободы, и Ленин великий нам путь озарил».
      - Вот и спалился голубчик. Большинство советских людей дальше первой строчки гимна не знают! - прихлебывая чаек с лимончиком, контрразведчик прервал оправдания молодого офицера.
      Солнце вызывающе отражалось от портрета Андропова, бдительно смотревшего на всю эту ситуацию. В задраенный на все «барашки» иллюминатор с двойными стеклами дул прохладный бриз, который навевал мелодию на мотив известной песни «Летят перелетные птицы».
      - Документацию на балалайку на стол! - скомандовал майор с выражением лица инквизитора.
      Настоящий гинеколог волнуется при каждых родах, так и старший лейтенант волновался при допросе. С онемевшими ногами стал внятно, четко и рассудительно докладывать чекисту, что ракету к пуску подготовил согласно требованиям инструкций и наставлений.
      - Вот и инструктажи по технике безопасности проведены, - со стахановским упорством отбрыкивался Соломон.
      - Своими каракулями задницу подотри, - весь на «собаках», особист продолжил давить старлея как гной из фурункула. - Из тебя ракетчик как из говна пуля! Почему не сработал движок на стартовике? Куда искра ушла? - грозно спросил майор, зверски вращая глазами. - В Пентагон?
      Битой собаке только плеть покажи. Военная мысль у парня стала прыгать как обоссанный кузнечик в писсуаре. Сема от страха за жизнь, понимая, что его волокут к стенке, расстрельной, начал предательски потеть под мышками. Завязав страх узлом в кармане, четко доложил:
      - Боевой расчет действовал согласно требованиям руководящих документов!
Чекиста это не убедило, так как он убежден, что парень виноват по определению - потому что молодой офицер и к тому же еврей.
      - А по нашим данным ты бросил валенок на пульт управления ракетной стрельбой!
      - Никак нет, товарищ майор! – открестился старлей.
      - Все, хватит! - майор закашлялся, будто ему в горло попали волосы из трусов. - Объявляю тебе три года расстрела и каждый день до смерти! Без права переписки!