Видя, что происходит с Ингой, Юлий остановил машину.
Он чувствовал и понимал ее. Понимал, что ее обидели все когда-то близкие ей люди и предали одновременно, и он в том числе.
- Воробушек, ну что ты разошелся, но не надо. Не плачь,- он стал успокаивать Ингу. - Я рядом, ты не одна. Давай выйдем воздухом подышим, с морем попрощаемся. Посидим у моря, когда еще выберемся. Красота-то какая. Смотри звезды, Луна, вставай,- Юлий взял Ингу за руку и вытянул из машины.
Они медленно пошли к морю.
Пока они дошли до моря, Инга несколько раз уколола в темноте ногу колючками, которые зацепились за застежку ее босоножка.
- Вот блин и тут не везет,- расстроилась она, присаживаясь на широкое бревно.
- Дай посмотрю,- Юлий внимательно рассматривал ее ногу, потом аккуратно освободил ее ногу от колючек. Все, надо только водой промыть. Иди прополощи ножки, я забыл фары выключить, а то аккумулятор сядет.
Юлий медленно пошел к машине.
Инга смотрела на черные волны, которые шипели и плевались на нее холодными брызгами, и медленно подходила к морю. Она подошла к воде и провела ногой, набежавшая волна с силой неожиданно ударила ей в лицо, окатив холодными брызгами с ног до головы. Это черное плюющееся пеной море и такое же состояние души, такое же темное и бушующее, словно они были созданы для друга. И вдруг какая- то невидимая сила позвала Ингу в черную волнующую пучину с такой силой, что даже холод воды она перестала чувствовать. Это был приступ, навалившегося на нее одиночества, дикой тоски и обиды. Она считала себя обманутой, преданной, никому не нужной. Какая-то внутренняя пружинка вдруг сломалась, и весь ее механизм превратился в хлам. Жизнь потеряла всякий смысл. Она шла и шла, и еле успевала схватить глоток воздуха между набегающими волнами. Ее манила какая-то неведомая сила, звала в свою пучину. И она шла, не боясь ничего. Шла и шла вперед, пока ее совсем не накрыла огромная волна. Перед глазами возник образ Ивана, потом Андрея, соленые слезы в глазах, в горле. От этих слез стало трудно дышать, и что-то тяжелое навалилось на сердце, и давило на грудь, с силой и больно. Ей показалось, что она уснула и стало легко. Она перестала ощущать свое тело и ее уносило куда-то далеко-далеко…
Она любила по-своему каждого из них и терпела их обиды, оскорбления и даже многое прощала, но рано или поздно, наступает предел даже и такому безграничному собачьему терпению. Тогда, подойдя к опасному пределу, человек срывается.
Несчастье Инги было в том, что она любила мужчин недостойных любви, мужчин, которые не уважали женщин и не ценили их. В ее душе наступил тот опасный предел, когда теряешь веру во все, когда опускаются руки от того, что устал бороться сам с собой, с этим миром, когда возникает вопрос – Зачем, вообще, все это?
Юлий вернулся, но Инги не было. Он побежал вдоль берега. С одного и второго боку берега были скалы. Он стал всматриваться в черную поверхность моря, но море било волной, шипело и плевалось пеной. Только несколько следов и красивые босоножки, лежавшие на песке, указывали на то, что она пошла в море, но одежды на берегу не было.
- Воробушек, ты что надумала? Инга! - заорал он, что есть силы и сразу же сорвал голос.
Он несколько раз пробежал от одной скалы до другой и в какой-то момент ему показалось, что волны подняли что-то. Он бросился в воду и поплыл к этому месту. Несколько раз нырнул, но в черной и мутной воде разглядеть что-либо было сложно. Юлий нырял, набирал полные легкие воздуха и снова нырял. Он был уже почти без сил, когда проплыв вперед, руками наткнулся на что-то плотное. Тело Инги качалось чуть выше дна. Схватив ее, борясь с волнами, он поднял ее на поверхность и поплыл вместе с ней. Волны с силой били в лицо, накрывая с головой, упорно пытаясь вырвать тело из рук Юлия, словно не хотели отдавать свою жертву. Он плыл на спине, держа одной рукой тело Инги.
Наконец, совсем без сил, он выволок тело на берег.
- Да, что ж это такое. Да, что это, Господи,- хрипел Юлий, укладывая тело на песок. Он так нервничал, что руки его тряслись, его колотила нервная дрожь. Он попытался сделать искусственное дыхание. Он набирал полные легкие воздуха и вдыхал в открытый рот Инги, потом с силой давил на грудь. - Воробушек, живи, оживай Воробушек. -Он стоял на коленях и бил Ингу по щекам, пытаясь привести в чувства. Потом опять начинал набирать воздух и вдыхать в ее рот, с силой давил на грудь.
Инга лежала мертвенно-бледная, с синюшными губами. Юлий попытался найти пульс на шее, но не смог. Она лежала такая спокойная, освещенная тусклым светом Луны. С тонкими руками, вытянутыми вдоль тела и своими длинными, худыми, босыми ногами с черным лаком на ногтях. От этого зрелища Юлию просто выть захотелось. Это была такая жуткая картина, которую забыть было невозможно.
Совсем выбившись из сил, потеряв всякую надежду, Юлий от обиды и безысходности, так разозлился, что заорал на Ингу со злостью:
- Ну, не будь же сукой, оживай! Мать твою… - и с силой, наотмашь влепил Инге пощечину и заплакал.
Совсем обессиливший, он сидел возле Инги, когда неожиданно, что-то внутри ее захрипело и Юлий быстро перевернул ее на бок. Вода ручьем потекла из ее рта, Инга стала кашлять. Юлий положил ее себе на колено, вниз головой, и ее стало рвать водой.
- Дышит, дышит,- радовался Юлий. Он приподнял ее и прижимая к себе, шептал сорванным голосом, кому-то в небо: - Она дышит, дышит,- словно благодарил.
Юлий гладил ее волосы, все в зеленой тине и видел, как к ее губам постепенно начинает возвращаться цвет лица, мертвенная бледность постепенно пропадала. Он сидел весь мокрый с головы до ног, прижимая к себе полуживую Ингу, но холода в этот момент не ощущал.
– Сейчас, сейчас. Он схватил ее на руки и бегом понес к машине, положив на заднее сиденье. Нашел в ее сумке бутылку коньяка, раздел и открыв бутылку, стал растирать ее холодное и худое тело. Достав свой спортивный костюм, быстро натянул на нее, вокруг головы закрутил большое махровое полотенце, завязав его концы у нее на шее, на ноги одел свои носки. Сверху закрутил еще в плед. В этот момент Инга была похожа на огромный сверток тряпок с нарисованным бледным лицом, с синеватыми кругами вокруг глаз и такими же губами.
Юлий только сейчас ощутил холод и понял, что он весь мокрый и босой. Еле натянув обувь на мокрые ноги, сел за руль.
- Ну, все матрешка, поехали. До какой-нибудь больницы, а там будет полегче,- и нажал на педаль газа так, что машина с визгом рванула с места.
Он включил печку на полную мощность, в машине стало совсем тепло. Инга качалась из стороны в сторону, глаза ее были полузакрытые. Неожиданно, она завалилась на бок и закатила глаза, теряя сознание. Юлий остановился, выскочил из машины не зная, что делать. Он вытащил Ингу и от растерянности, и беспомощности стал трясти ее. Вокруг ни одной души, только пустая дорога, степь, небо и Луна.
- Воробушек, если ты сейчас сдохнешь, я тебя сам убью,- хрипло орал он, на Ингу, и не переставая тряс ее. От нервного напряжения и мокрой одежды, его самого стало колотить не хуже. Он сильно прижал ее к себе, и вдруг услыхал слабый шепот:
- Не тряси, мне больно и холодно.
- Воробушек, ты живой. Сейчас, сейчас,-он схватил бутылку с коньяком и закинув слабую голову Инги назад, залил ей в рот. И так несколько раз, потом опять укутал ее и прислонив к боковому стеклу усадил.
- Не спи, смотри на меня в зеркало, чтобы я тебя видел,- Юлий завел машину, и они поехали.
Мчались под 200, а то и все 220. Всю дорогу Юлий следил в зеркало за Ингой, а когда она закрывала глаза, кричал ей, чтобы не спала и смотрела на него.
Скоро показались огоньки. Вдоль дороги стали появляться фонари и светящиеся баннеры с рекламой и указателями.
- Сейчас, найдем где больница,- успокаивал он Ингу.
- Не надо, прошу, не надо. Мне уже лучше,- прохрипела она.
Увидав указатель на гостиницу, Юлий быстро свернул.
Взяв Ингу на руки, он вошел в гостиницу.
- Держись за шею, а то подумают, что ты пьяная и нас не пустят.
На ресепшен номер дали, но очень подозрительно смотрели на девушку в мужском спортивном костюме явно не по размеру, с махровым полотенцем вокруг головы, на руках красивого и мокрого спутника.
В кровать Ингу класть было нельзя. Все ее тело было еще в песке и водорослях. Юлию пришлось усадить ее на стул и мыть на стуле, потом отнести в кровать. Он принес ее сумку и одел ее в то, что первое попалось под руку. Приняв душ лег рядом, прижав к себе пытаясь ее согреть. Всю ночь он не выключал свет, а наблюдал за Ингой. Под утро губы у Инги стали уже сиренево-розовые, на одной щеке появился румянец и дыхание стало ровнее. Инге стало намного легче. К врачу обращаться она категорически отказывалась. Решили добраться до места, а там по состоянию будет видно.
Юлий спал слегка, открыв рот, а Инга смотрела на него. Ей хотелось сказать слова благодарности ему, но очень болела челюсть и рот просто не открывался. Собрав все силы, она наконец поднялась. Голова кружилась, но надо было как-то доползти до туалета. Держась то за кровать, то за стенку, она доползла.
Юлий проснулся и поспешил провести Ингу.
- Ты, что со мной пойдешь? - прохрипела она.
- Нет я за дверью буду стоять,- сказал Юлий.
- Отойди от двери,- попросила Инга.
- Ладно, двери не закрывай,- согласился Юлий.
Юлий помог Инге вернуться в кровать, а сам вышел.
Через некоторое время, на краю кровати стоял поднос с овсянкой, яичница с ветчиной и две чашки кофе, а рядом, свернувшись калачиком, накрывшись с головой спала Инга.
- Инга, проснись, надо покушать и двигать дальше, уже пять утра.
Он чуть не произнес: - Тебе на работу надо, а впереди еще 300 км гнать, но промолчал, ведь теперь звонки от Андрея, с завидной регулярностью, стали поступать на его телефон.
Ингу еще качало, Юлий понимал, что по-хорошему, ее надо показать врачу.
Усадив Ингу на стул, он стал ее кормить из ложечки.
Соображала она еще плохо, и рот открывала с трудом, на левой ее щеке красовался огромный синяк на пол-лица. Юлий ничего ей не сказал, но про себя пожалел, что не рассчитал силы, когда приводил в сознание.
Съев пару ложек и отпив кофе, Инга открыла глаза уже наполовину, и увидав себя в новой нарядной блузке с этикеткой, и в трикотажных спортивных брюках очень удивилась.
- Это я вчера так нарядилась, - спросила шепотом она.
Голос у нее совсем пропал.
- Ну, вот уже легче,- вздохнул Юлий. - Время дорого, давай кроссовки я тебе надену и вынесу. Сидишь в машине и ждешь. Я рассчитаюсь и приду,- наказал он ей строго.
Утренний прохладный воздух стал приводить в чувство Ингу. Уже в машине, она стала вспоминать, когда успела так нарядиться в новую блузку и трико. Она взглянула на себя в обзорное зеркало, и ей стало плохо. На нее смотрело чужое, бледное лицо, с огромным синяком на всю щеку.
Юлий сел в машину и расплылся в своей красивой улыбке.
- Воробушек, ты уже совсем ожил,- радовался он.
- Болит? - спросил Юлий.
- Болит,- ответила Инга, держась за щеку. -
