Октябрьские вихри над Ижом. Перестрелка у кладбища

Герка, Мотька и Елька дули на горячие шаньги и наслаждались жизнью.

– Спорим, – сказал Елька, – я таких шанежек за раз штук сто смогу съесть.

Мать Герки, услышав такое заявление,  на всякий случай новую горку выпечки отложила в сторону.

– Сомневаюсь я, – отреагировал Мотька, – пузо треснет. Пятьдесят ещё можно, я бы и сам смог, но сотня не влезет, хоть стоя ешь.

– Елька, угомонись, – среагировал Герка, – кто – ж тебе такую гору даст. По три шаньги на брата и харе.

Елька стал жевать медленнее.

Пока трое друзей уплетают выпечку за обе щёки, запивая молоком, читателю, надеюсь, будет интересно узнать, что делала шайка Широносова после ограбления. И пусть он узнает об этом раньше, чем Герка, Мотька и Елька. Может, это будет несправедливо по отношению к героям, но что поделать, так уж получилось. Простите автора, не удержался.

В милиции не стали откладывать розыск налётчиков, поймать их, было делом чести. И ещё нужно было и показать людям, что с грабителями и убийцами новая власть церемониться не будет. Тем более, что посёлок замер в напряжённом ожидании: смогут поймать или нет?. Поэтому надо было принимать решительные действия.

События, которые будут описаны в дальнейшем не нашли отражение  в архивах того времени, тем не менее они в действительности происходили. Вероятно, в пылу революционного стремления историкам были важны куда более интересные факты, чем уголовные преступления и читателю остаётся просто  довериться автору.

Надо сказать, что хотя сотрудники Ижевской милиции обладали отвагой, храбростью и огромным желанием служить делу революции,  никакого опыта в борьбе с бандитами не имели. Поэтому приходилось обращаться к бывшим полицейским и следователям, которые могли помочь  на первых порах становления Советской власти. Разумеется, к тем, кто самолично изъявил желание сотрудничать и в контрреволюционной деятельности замечен не был.

Начали с поиска пролётки. Хоть и была в Ижевском посёлке извозчичья биржа, но экипажей было не так и много, и проверить каждую не составило большого труда. И если показания  очевидцев ограбления значительно разнились (у страха глаза велики и угол зрения разный), но была главная примета – треснувшая правая задняя рессора, которую заметил Мотька. Так что тут было дело в скорости и удачи.

К вечеру нашли пролётку, чуть позже арестовали и кучера смуглого и кучерявого цыгана Шарабанеску (с такой-то внешностью и фамилией и на ограбление потянуло). Привели в кабинет, стали допрашивать. Допрос вёл господин Белкин и товарищ Аверин, который в качестве веского аргумента положил  на стол револьвер. На всякий случай у дверей поставили часового.

Конечно, извозчик поначалу от всего отнекивался, дескать “я – не я и лошадь не моя”, “моя хата с краю – ничего не знаю” и уверял, что его совершенно напрасно задержали.

Акинфий Юстинианович слушал молча, иногда кивая головой, будто соглашаясь с задержанным, что тот говорит чистую правду, как на исповеди. А вот Аверин вспылил (тот случай, когда революционное чутьё преобладает над опытом):

– Так ещё и лошадь не твоя? Украл?

“Ой, не то ляпнул, лошадь отберут”, – подумал цыган, спешно перекрестился и заверил, что лошадь его, и бумага есть. А сказал так, потому что не имел в виду свою кобылу, а просто фигурально выразился.

– Матёрый бандит, ещё и выражается, – заключил Аверин.

– А скажи-ка, голубчик, – вежливо спросил следователь, – а что ты делал во время ограбления?

– Так ничего не делал, извозу не было, кто митинговать ушёл, кто по домам сидел, ездил по посёлку, случайный заработок искал.

– А откуда ты знаешь, во сколько было ограбление? – вкрадчиво спросил следователь.

–  Ну – так, сегодня, все об этом говорят, – смутился цыган. А в голове: “Вот влип, теперь точно посадят”.

Чуяло цыганское сердце, что дело всё так обернётся, но не удержался от соблазна – уж больно хорошую цену предложили бандиты. Да и, если бы отказался, неизвестно сидел бы сейчас в этом кабинете живой, ожидая расстрела.

Извозчик терзался в сомнениях. “Купец или заводчик в ярости мог кулаком ударить или сапогом под рёбра пнуть, дело привычное, а эти бить и пинать не будут, им некогда, сразу в расход пустят”, – прикинул все варианты возница – цыган.

– Учти, когда мы поймаем налётчиков и убийц, а мы их поймаем обязательно, твои показания нам будут не нужны, и будешь ты соучастником, а за это по всей строгости закона, – предупредил Аверин.

– А они убийцы, что – ли? – спросил цыган.

–Человека при ограблении убили, – подтвердил Акинфий Юстинианович.

“Точно расстреляют”, – уверил себя Шарабанеску.

– Ну, чего ты тянешь? – горячился Аверин. – Не ровен час, они еще кого – нибудь убьют, на твоей совести будет.

– Можно закурить? – попросил цыган.

Разрешили. Он достал из-за пазухи мятую пачку папирос и коробок. Дрожащими руками кое-как прикурил, выпустил струю дыма и уставился в стенку. Ему не мешали.

Случайно кучер заметил две дырки в стене, которые когда-то служили для крепления полки. Но цыган рассудил по-своему: “Прямо здесь стреляют”, – обречённо подумал он.

Аверин поторопил:

Они же тебя шлёпнут.
– А вы  как будто не шлёпните, отпустите.

– Нет, мы тебя не отпустим, это точно. Мы тебя будем судить, а это, брат, гораздо лучше, чем мёртвым в канаве лежать. Грабителей мы и так найдём, а вот если ты нам  поможешь в скорейшей поимке, революционный суд тебе это зачтёт. Это я тебе обещаю.

У цыгана заблестел луч надежды на горизонте. Одно смущало, то голубчик, то убийца, то брат,  возница терялся в ситуации. Он докурил папиросу и, не найдя глазами пепельницу, затушил окурок о ладонь. Акинфия Юстиниановича передёрнуло.

– Не знал я, что убийство будет, к этому отношения не имею. Денег пообещали, сказали, всё  пройдёт тихо и гладко. Я и взялся, – начал выдавливать слова цыган.

– И много денег заплатили? – поинтересовался следователь.

– Ещё не заплатили, сегодня заплатят. Я ещё должен на Казанский вокзал отвезти.

Товарищ Аверин и господин Белкин переглянулись. Вот такого поворота они не ожидали.

- Хотят исчезнуть из посёлка, предположил следователь, – в их положении это самое разумное.

– И где они обитают? – спросил Аверин.

– У кладбища, на Тринадцатой улице, крайний дом.

– И когда велели подъехать?

- Как стемнеет.

Аверин и следователь машинально посмотрели в окно.

– Надо спешить, – произнёс Аверин и покинул кабинет докладывать ситуацию и отдавать распоряжения. Операция по захвату или ликвидации банды, уж как получится, было поручено ему.

Успели. Сотрудники боевого отряда милиции устроили засаду возле дома, где прятались Широносов с подельниками, солдатами местного гарнизона было оцеплены отходы через кладбище.

Необученным и не имеющим опыта подобных операций, поймать бандитов сотрудникам милиции было делом затруднительным. Многие из них ещё недавно работали на заводах и, хотя толк в винтовках знали, но владели оружием, как новобранцы. Были, правда, среди них и те, кто побывал на фронте, но таких людей было недостаточно. Вот, что больше всего тревожила товарища Аверина, поэтому он больше надеялся на удачу и благоразумие бандитов, что те сдадутся. Но, если первый вариант(удача) давал какой-то шанс, то второй (бандиты добровольно сдадутся) - вызывал сомнения.

План был простой. Цыган подъезжает к дому (нет, господа хорошие, так не договаривались, лучше стреляйте здесь), грабители выходят, тут возглас: “Всем стоять, бросай оружие, вы окружены” и два выстрела для острастки вверх. Бандитов связать и доставить в тюрьму. Всё, на этом план заканчивался. Просто и гениально, тем более, что другого плана и не было, точнее не было времени на обдумывание.

Закавыка заключалась в том, что цыган наотрез отказывался участвовать в операции. Всё твердил: “Я всё рассказал, дальше без меня, ведите в тюрьму, отсижу, что заслужил”. Увели, как просил.

Подобрали похожего по комплекции сотрудника (в темноте лица не разобрать), надели на него кафтан цыгана, но шапку надевать тот наотрез отказался, побрезговал, не смотря на преданность делу революции.

Лошадь тоже заартачилась, не признавая нового возницу, никак не желала тронуться с места. Попытались пробудить у неё революционную сознательность при помощи кнута, никакого результата (не понимала кобыла ответственность момента). Тогда использовали вместо кнута пряник. 

Понятное дело, пряников ни у кого не оказалось, пришлось дать лошади полбуханки хлеба (дежурный паёк сотрудника рабочей милиции), сдобренный приличной щепоткой соли.

После хлеба с солью, кобыла стала сговорчивее и смирилась со своей лошадиной участью (кто накормил, тот и хозяин). Лошадь тронулась, операция началась.

Бандиты заметно нервничали. Нервничал и Широносов и его подельники Кутя и Брыка.

– Слышь, Широнос, темнеет уже, где этот цыган? – спросил Кутя, высматривая улицу в окно.

– Приедет, куда он денется, за деньгами всякий приедет, – нервно ответил Широносов и посмотрел на будильник. – Есть ещё время.

– Может, его того, арестовали? – предположил Кутя, – сидит на допросе и показания даёт.

– Не каркай, – оборвал его Широносов. – Лучше выйди тихонько на улицу, проверь, что там и как.

Кутя взял со стола пистолет и сунул его за ремень. – Ага, я мигом, – и вышел во двор.

Он выглянул за ворота и посмотрел по сторонам. На улицу заворачивала пролётка. Кутя подал сигнал кучеру, чтобы остановился прямо против ворот.

– Приехал, – радостно сообщил бандит своим подельникам, зайдя в дом.

– Собираемся, – скомандовал Широносов.

– А с возницей, что делать будем? – спросил Брыка.

– У вокзала уберём, только тихо, без стрельбы. Пока тело найдут, мы далеко будем. На первом товарном поедем, пассажирского поезда ждать не будем.

Уж куда собрались ехать бандиты и где хотели скрыться это даже автору неизвестно, да и кому из читателей было бы интересно это знать? Всё равно, где бы они ни были, итог их деяниям был предсказуем: или короткий путь – пуля в перестрелке, или путь чуть длиннее – тюрьма, суд и та же пуля. Это уж кому как повезёт. Впрочем, продолжаем, как бы нам не пропустить самое интересное.

Бандиты вышли из ворот, у каждого в руке саквояж, где были награбленные ценности и деньги.
Неожиданно, лошадь, как – будто  почуя неладное, двинулась с места.

– Тпрру, – сказал кучер.

Лошадь даже ухом не повела и продолжала движение.

– Кутя, догони эту скотину, – приказал Широносов.

Кого он имел в виду лошадь или кучера, бандит не понял, но ситуацию оценил.

– Ага, я щас, – кивнул он. – А ну, стой, ты куда?

И тут темнеющую тишину вспорол требовательный голос:

– Всем стоять! Руки вверх! Вы окружены! Сдавайтесь!

Голос принадлежал Аверину. Тут же “кучер – цыган” сиганул с пролётки и залёг в канаве.

Широносов мгновенно оценил ситуацию.

– Засада, уходим через кладбище, – прокричал он, выстрелил на голос и дал задний ход.

Кутя никак не среагировал на этот крик. Раздался выстрел. Пуля попала ему прямо между глаз, и бандит  покинул этот мир мгновенно, не успев ничего понять и почувствовать боли.

Брыке повезло больше. Согнувшись, он успел перебежать к кладбищу, но на этом везение и закончилось. Раздался ещё выстрел, и у Брыки резко