Прогулки с Альфонсом Доде (миниатюры из серии "О Гаррии Бонифатьевиче, великом и ужасном...")

Литературный Интернет-журнал «Новый день», раздел «проза», номер 27 2018 год. Алексей Курганов, «Прогулки с Альфонсом Доде» (сборник миниатюр в диалогах из серии «О Гаррии Бонифатьевиче, великом и ужасном»). Ссылка - seri-o-gari-bonifateviche-velikom-i-uzhasnom-aleksei-kurganov.html 


Содержание:
А был ли мальчик?
Плод экскурсии девятнадцатого века
Всех взять и расстрелять!
Оригинал Парижской богоматери
Среди классиков
Светла-ана-а-а-а!
Предлагаю пригласить другую команду  балалаечников!
… ещё мужеложством он меня будет попрекать!
А расстрелять мы вас всегда успеем!

Эпиграф:
- И вот, после некоторого молчания, старая г-жа Безюке, сама себе аккомпанируя, начинала:
В тебя я верю свято,
Тобой душа полна,
Но я потрясена (2 раза),
Так не губи ж себя ты
И не губи меня!
Тут она шепотом говорила: «Теперь вам, Тартарен», – и Тартарен из Тараскона, вытянув руку, сжав кулак и раздув ноздри, трижды произносил ужасным голосом, который, точно удар грома, раскатывался в недрах фортепьяно: «Нет!.. Нет!.. Нет!..» – причем у него, как у настоящего южанина, это звучало: «Нэт!.. Нэт!.. Нэт!..» Тогда старая г-жа Безюке повторяла еще раз:
Так не губи ж себя ты
И не губи меня!
–  Нэт!.. Нэт!.. Нэт!.. – еще громче ревел Тартарен, и тут все и кончалось… -
( Альфонс Доде, «Тартарен из Тараскона». Эпизод первый. В Тарасконе)


А был ли мальчик?

Лето 20…года. Старинный русский город К. Здесь проходят съёмки исторического фильма (или как сегодня говорят, блокбастера) «Плач Кочубея» (рабочее название – «Рёв Тахтамыша»). Рядом с режиссёром стоит мальчик и дергает режиссёра за рукав.

Мальчик: Дядя, я сикать хочу…
Режиссёр (нервно) : Хорошо мальчик. Вот сейчас отснимем сцену воя Ярославны и можешь обоссать всех здесь находящихся. В том числе, и эту дуру Ярославну. Её – в первую очередь. Я разрешаю. (поворачивается к актёрам) Приготовились! Внимание! Съёмка! Товарищ Дудыкина, прекратите на хрен жевать своим историческим эротическим ротом! Вы нас пугаете и провоцируете на необдуманное!
Мальчик: Дядя, я уже не могу терпеть…
Рёжиссёр: А ты потерпи. Как говорил Пушкин А Сэ, Господь терпел – и нам велел. Хочешь конфетку?
Мальчик: Дядя, если вы мне сейчас не  разрешите, то я прямо здесь в штаны насикаю…
Режиссёр (скороговоркой): Насикай, насикай… Хороший мальчик... Хороший Пушкин… Стоп! Что? Нет, мальчик, нельзя! Штаны это реквизит! Как  же мы тебя будем снимать в обоссанных штанах! Исторические мальчики в исторические времена в исторические  штаны не ссали! Ах, Боже ж ты мой… Гаррий Бонифатьевич! Вы кого у нас  играете? Гувернёра Бобыкина? Вот и отгувернируйтесь с этим мальчиком! Проявите, так сказать,  свои выдающиеся гувернёрские способности! Заодно и потренируетесь.

Гаррий Бонифатьевич (ласково гладя мальчика по белобрысой голове своею ласковою гувернёрскою рукою): Как дела, шаловливый малыш? Нравится сниматься в этом историческом гав.., в этом прекрасном кине?
Мальчик: Я сикать хочу.
Гаррий Бонифатьевич (изображая на лице фальшивое удивление): Сикать? В чём же дело, мой юный друг?
Мальчик: А вот этот дяденька (и вытягивает пальчик в спину режиссёра) меня не пускает.
Гаррий Бонифатьевич (фальшиво сокрушаясь, качает головой): Ай, какой нехороший дядя! Ай, какой он вредный! Настоящий Дудыкин! Одно слово: режиссёр! (поворачивается к режиссёру, хватает его за рукав). Иссаклий Парамонович! У вас карман есть?
Режиссёр (ведь в творческих думах,  гениальных задумках и творческих порывах своей режиссёрской глубины на лету): А?  Что?
Гаррий Бонифатьевич: Карман, спрашиваю, у  тебя есть?
Режиссёр (ничего не понимая из-за своей всё той же плодовитой гениальности): Есть.
Гаррий Бонифатьевич: Оттопырьте его.
Режиссёр (опять не понимая): Что? Как? Зачем? Накой?
Гаррий Бонифатьевич: Натой. Оттопырь, говорю, карман!
Режиссёр (заполошно): По какому праву?
Гаррий Бнифатьевич: По праву поссать. Мальчик туда сейчас тебе напрудонит. До самого до бортика. Издеватель ты наш. Гениальный и талантливый.
Режиссёр (немало удивляясь): С какой стати?
Гаррий Бонифатьевич: С такой, что он – ребёнок! И его совершенно не грипут ваши дурацкие порядки на вашей дурацкой съемочной площадке. Понятно? Мальчик, иди сюда! Доставай свой ласковый писун!
Режиссёр (хватаясь обеими руками за карман): Что вы придумали?
Гаррий Бонифатьевич:… а если захочет, то туда же и насерит. (Разводит в стороны руки) Ребёнок же! Невинная душа!
Режиссёр (орёт в мегафон): Перерыв – десять минут! (оборачивается к мальчику): Мальчик, тебе десяти минут хватит?
Мальчик: Мне уже не надо. Я уже посикал. В штаны.
Режиссёр (обрадовано): Значит, перерыв уже не нужен?
Мальчик (засовывая палец в ноздрю): Посикать  - не нужен. Теперь я хочу покакать. И покушать.


Плод экскурсии девятнадцатого века

- Гарька! Не, ну ты даёшь ваще в натуре! Он ж беременная!
- Кто?
- Котлетова, кто!
- Кто это?
- Не, ну ты ваще… Котлетова! Изольда Тихоновна! Выдающаяся поэтесса нашей местной культуры! Ты чего?
- Не понимаю. Беременная котлета…
- Не котлета, а Котлетова! Выдающаяся…
- …это я понял. Но я-то тут при чём?
- Ничего себе «при чём»! А кто ей обжимал?
- Кого? Котлету?
- Да! Котлетову! Изольду Тихоновну! Во время посещения прошлой зимою нашей околокультурной творческой группой писателей музея-усадьбы девятнадцатого века Рубинштейна.
- Кого?
- Того. Рубинштейна. Девятнадцатого века.
- Какого Рубинштейна?
- Извини, я совсем забыл, что твой  культурный уровень оставляет желать у тебя  ниже всякого нижнего предела…
- Я не об этом. Их три брата было – Антон, Николай и Сергей. Все трое – выдающиеся личности. По слухам, Антон даже Чайковского спас, когда тот утопиться  захотел.
- Кто утопиться?
- Чайковский. Пётр Ильич.
- Накой?
- Накой топятся? От несчастной любви!  Ладно, проехали…
- Да! И теперь она носит под сердцем плод этой самой любви!
- Кто носит?
- Котлетова! Не Чайковский же! С Рубинштейном!
- Ничего не понимаю. Какой любви?
- Несчастной. Или ты всё-таки будешь пытаться отвертеться? Предупреждаю: если будешь пытаться, то пытайся прямо сейчас. Пока мы не поехали осматривать музей-усадьбу помещика Рабиновича-Крамского!
- Чего мне пытаться, если у меня с этой котлетой ничего не было! В том числе, и в усадьбе какого-то там века! Чего ты какую-то пургу гонишь? К чему меня хочешь пристегнуть?
- Ах, вот так как… Вот ты оказывается какой… Хотя всё это было совершенно ожидаемо…
- Что ожидаемо?
- Что откажешься от радостного факта признания отцовства. И-и-и-ех, а ещё внешне порядочный человек! Сам же по пьянке признавался, что работал резидентом иностранной разведки. Какой из тебя резидент!
- Чего ты орёшь? Чего бормочешь? Это я тебе после пятого стакана признался! После пятого все мы – штирлицы и плейшнеры! И я тебе уже сто пятидесятый раз говорю: у меня ни с этой котлетой, ни  с этой подливой, ни с этой пельменей ничего не было. Ни-че-го! Понятно?
- Мне-то понятно. А вот суду…
- Какому суду? При чём тут суд?
- При  том при самом. Подаст она на тебя в суд – и будешь, как миленький, платить алименты на содержание. И хрен отвертишься.
- Ничего себе! С какого… (матерное слово)… я должен платить на чужого ребёнка?
- Какая разница – чужого или родного? Как суд постановит, так и будет. Самый справедливый в мире. Или что, теперь ребёнку из-за твоего каприза безотцовщиной по помойкам бегать? Терпеть оскорбления от друзей и соседей?
- Не будет никакого суда! Я экспертизу сделаю. Дэ эн ка. Она враз покажет, мой ребёньчик или не мой.
- Смешной ты, право… Какая разница, чего это твоя экспертиза покажет?
- То есть?
- А без всяких «то есть»! Экспертизу кто делает?
- Кто?
- Люди! А люди что?
- Что?
-