Аслану Умаеву и Лёхе Уткину с Южного лагеря с одной стороны крупно повезло. «Спящая» аномалия «Воронка», попавшаяся им на подходе к небольшой деревушке Опановичи, не затянула их, оба успели отбежать. Но вот третьему, Петьке Лещёву, пришлось худо. «Воронка» в миг всосала его в свою утробу, развернула поперёк и раскрутила так, что оторвало Петьке по очереди: и ноги, и руки, и голову.
Оставшись без старшего, новички сперва отблевались, потом стали искать пистолет, который был у Лещёва за поясом. Найденный кусок железа, чуть ли не по рукоять вошедший в ствол высокого тополя, пришлось долго выковыривать. А когда, наконец, добыли, только и осталось, что материться от досады. Ствол был погнут, затвор перекошен. Даже обойму достать не получилось – заклинило намертво. Бесполезный кусок железа. Тяжелый к тому же. Но выбрасывать не стали. Для отчётности.
Вечерело. В одном из дворов разожгли костёр, поделили скудный ужин. Стали думать, как им дальше быть, да ничего в голову не шло.
Второй день они были в поиске, а хабару в рюкзаке – одни слёзы. Добыли с десяток «Радуг», да какую-то гнутую пустую «Батарейку». Старший ещё выразил сомнение, что ее получится зарядить. В общем, возвращаться было не с чем. В лучшем случае ждала их штрафная изба. В худшем - Киров, нынешний царь и Бог всех бродяг, что топчут Зону, мог и запретить пускать их в Лагерь, пока не принесут нерадивые положенную норму артефактов. А где их возьмёшь, если у Уткина это был второй поиск, у Аслана вообще – первый? Зоны ни один, ни другой не знали. Куда идти, где и что искать - представляли слабо.
- Скажем Кирову, старшего давай. Мы же не отказываемся от поиска. Нам вожак нужен, - неубедительно бормотал Аслан.
Он вообще трусоват оказался, несмотря на чёрную как смоль бороду и густые вечно нахмуренные брови.
Сказано это было просто так, для проформы. Оба понимали, что гибель Петьки для Кирова - не аргумент. Прямо видели, как становится этот жирный полковник в позу и начинает вещать, постепенно краской наливаясь: "Эдак наловчатся «молодые» стариков в аномалии подталкивать – совсем без «хабара» останемся. И вообще, кто говорил, что будет легко?".
Присели они на почерневшее от времени крылечко, закурили. И не хотели оба, чтоб когда-нибудь настал рассвет. Потому что ждал их поутру выбор и судьба незавидная, куда бы они ни двинулись.
И тут в ветхую калитку на ржавых петлях, что вела во двор дома, в котором они собирались ночевать, постучались.
Переглянулись Аслан с Лёхой. Твари ночные да люди лихие не стучатся.
- Кто там? – спросил Уткин, а Аслан ржавый топор, в сарае найденный, к себе придвинул.
Хоть какое оружие.
С противным скрипом распахнулась калитка, и во двор зашёл молодой парень. Весь из себя. Высокий, широкоплечий. Одежда на нём камуфляжная, на ногах ботинки высокие, на голове кепка с козырьком - к затылку повёрнутом. На поясе ремень с кобурой, в руках автомат. За плечами рюкзачок.
- Добрый вечер, - сказал и улыбнулся.
А бродяги так опешили, что и с ответом не сразу получилось.
- Добрый, - наконец выдавил Лёха.
Незнакомец подошел к костру, присел. Порылся в рюкзачке, достал бутылку, несколько больших свёртков. Развернул, и в воздухе повеяло ароматом копченого сала.
Кивнул на место рядом:
- Компанию составите?
- А ты кто такой есть? – спросил Аслан, сглатывая слюну. – Из какого лагеря?
- Я-то? – усмехнулся незнакомец. – Зовут меня Степан Слива, и я сам по себе. Чего и вам желаю.
Бродяги помедлили, снова переглядываясь, наконец, подошли, присели. Пришелец разлил из большой фляги по маленьким пластиковым стаканчикам коричневую жидкость. Запахло коньяком.
- Ну – будем, - сказал он и протянул по стопочке Лёхе и Аслану.
Потом первым опрокинул стопку в себя. Опешившие бродяги тоже выпили, прислушиваясь к ощущениям.
- Не похож ты на вольняшку, - сказал Лёха, выдыхая и морщась. – Вон какой у тебя прикид. Или ты только сорвался?
- Ты закусывай, - сказал Степан. – Не стесняйся.
Уткин, а за ним и Аслан потянулись к салу и хлебу, щедро нарезанным толстым кусками, а пришелец продолжил:
- Я не вольняшка. Я с Воли.
Руки бродяг так и замерли у раскрытых ртов. Каждый из попавших в Зону с билетом в один конец хоть раз да примерялся, как бы дать из нее деру. Большинство, порасспросив старожилов, да лично прочитав табличку «Мины» на расстоянии, где триста, а где и все пятьсот метров от двойной стены сетки рабицы, ограждавшей Зону по периметру, на том и успокаивались. Отказывались от мечты, как от несбыточной. Но находились и такие, что не верили и однажды ночью ползли через минное поле, надеясь, что удача их сильнее судьбы. Их останки, которые никто не убирал, служили весомым аргументом для тех, кто сомневался.
А тут пришел человек и говорит, что с той стороны.
- Гонишь, - озвучил как свои, так и мысли напарника Леха.
Назвавшийся Степаном пожал плечами, мол, не хочешь, не верь.
- А как же стена, мины? – спросил Аслан.
У него прозвучало «сытына» и «минэ». Когда он волновался, то говорил с сильным акцентом.
- Есть лазейка, - туманно сказал пришелец.
Будто подтверждая эти слова, пискнул какой-то прибор, похожий на толстый браслет с экраном, надетый его на запястье. Степан глянул на руку, нахмурил брови и ткнул в экран пальцем.
- На одного лазейка, или и мы протиснемся? – спросил Лёха.
Спокойно так спросил, безразлично. Хотя внутри аж задрожал от надежды.
- Отчего ж не протиснитесь, - улыбнулся Степан после паузы. И уже без улыбки добавил. – Если я захочу.
- Ну, так захоти, - попросил Уткин, досадуя, что голос у него дрожит.
- А вот отслужите мне службу – посмотрим, - пообещал пришелец. – Тут на колхозном дворе был когда-то цех по производству мебели. Я там сегодня видел один артефакт, но в одиночку добыть его никак не получается. Поможете, я вас выведу.
- Что за артефакт? – спросили Лёха с Асланом в один голос.
- «Алая роза».
Услышав ответ, бродяги синхронно пожали плечами, а Лёха еще и затылок почесал. Ни один, ни другой никогда такого названия не слышали.
- Поздно уже, - сказал Степан и снова ткнул пальцем в экран на запястье. -
- Вот ты, - он показал на Лёху. – Как тебя зовут?
- Лёха Уткин.
- Вот ты, Лёха, - продолжил Степан Слива. – Подойди.
Уткин послушно встал и сделал несколько шагов к нему. Приборчик взревел сиреной. Бродяга от неожиданности шарахнулся в сторону.
- Это сигналка, - сказал Степан. – Спать я буду там.
Он показал на покосившийся на одну сторону сарай.
- Дверь закрою. И если, пока я сплю, кто-то из вас приблизится к сараю ближе пяти метров, она заревёт, - продолжил Степан. – Я проснусь, выйду и кончу обоих. Не разбираясь. Всё понятно?
Бродяги одновременно кивнули.
- Тогда, спокойной вам ночи.
Заскрипела, закрываясь, дверь сарая.
Аслан молча встал и залез в дом через давно выбитое окно. Там он улёгся на скрипучий, вонявший ржавчиной и плесенью, диван и через несколько минут громко захрапел.
Дежуривший первым Лёха автоматически отхлебнул остывший чай. Ну, дела. Только вот думали, как бы извернуться, чтобы лишний день прожить. А тут такая удача с неба свалилась.
Он понимал, что пришелец нарочно не стал уточнять, что за артефакт и в чем проблема с его получением. Типа, на психику давил, чтобы они с Асланом до утра помучались да сговорчивее были. Чудило! Знал бы он…
Уткин проснулся, когда светало. Ветер переменился, и пахнувший от догорающего костра дым заставил его закашляться. За ночь откуда-то набежало полное небо облаков, поэтому день обещал быть хмурым и ветреным. Черные силуэты домов покинутой деревни угрюмо проявлялись в безрадостном рассвете.
Тело Лёхи затекло. Он потянулся и зевнул. Потёр заспанное лицо, подкинул дров в костер. Прикурил от уголька мятую сигарету. Посидел, пуская дым в небесную серость, а потом залез в дом, растолкал Аслана. В это время дверь сарая заскрипела, и оттуда появился человек, назвавший себя Степаном Сливой.
Почти не разговаривая, они быстро позавтракали, собрали нехитрый скарб в рюкзак, и Степан повёл бродяг к восточной окраине села. Там, на высоком холме, в длинном одноэтажном здании находился заброшенный мебельный цех. Поход по-прямой не получился. Четыре аномалии, в том числе громадная «Карусель», заставили группу петлять в поисках безопасной дороги. Когда же, наконец, они вошли в цех через маленькую дверь в перекошенных и просевших воротах, все трое долго стояли у входа, привыкая к полумраку.
Когда-то давным-давно Лёха работал в шараге по производству корпусной мебели. Поэтому его не удивило, что помещение перегорожено целлофановыми полосами около метра шириной, висевшими внахлёст от стенки до стенки. Так часто делали, чтобы уберечь заготовки от влаги.
Целлофан слегка покачивался на сквозняке из разбитых окон. Уткину показалось, что там, за его преградой, мелькают какие-то мутные тени. Изображение то проявлялось, становясь отчетливым и ярким, то шло мересью, будто в испорченном телевизоре. В какой-то момент вид заброшенного пыльного цеха сменился на большую комнату, ярко освещенную большой, утыканной свечами, люстрой. Под свечами кружили пары. Дамы в пышных платьях с нескромными декольте, кавалеры во фраках. Звуки вальса становились все громче.
И Лёха, и Аслан забыли, зачем пришли. Оба, будто под гипнозом, двинулись к целлофановой преграде между ними и праздником. А там танец закончился, лакеи разносили напитки на больших подносах, слышался гул голосов, смех. Среди гостей промелькнул и вдруг замер у самой границы по ту сторону хрупкий девичий силуэт. Девушка была чудо как хороша. Большие зелёные глаза, пухлые губки, точеная, наливающаяся соком юности, фигурка. Золотистые локоны волос на плечах так гармонировали с голубым цветом платья. Девушка смотрела на бродяг, слегка склонив головку на одно плечо, и в ее глазах блестело любопытство. И те тоже не могли отвести от нее взгляда.
Где-то в глубине бального зала заиграла весёлая музыка. Девушка обернулась на звуки и, снова глянув на бродяг, нетерпеливо поманила их рукой. Аслан то ли застонал, то ли зарычал и в два шага приблизился к прозрачной преграде почти вплотную. Он медленно приложил к ней ладонь в том месте, где девушка приложила свою ладошку с той стороны. Целлофан задрожал, зашелестел…
И вдруг стал обматываться вокруг Аслана. Тот сразу не отреагировал, а когда очнулся, было поздно. Его пеленало, будто куколку, наматывая все быстрее, виток за витком. Ноги Аслана оторвались от пола. Он протяжно завыл и задергался, изгибаясь всем телом. Кокон шелестел и скрипел, наматываясь и наматываясь. Лёха в ужасе глядел, как изнутри на целлофан брызнула кровь и потекла, ускоряясь, вниз алая дорожка. На деревянный пол застучали частые капли. Он как будто проснулся.
Только сейчас до него дошло, что за целлофаном нет и не могло быть никакого праздника. Ни людей, кружащих в танце, ни красавицы, зовущей присоединится к веселью. Преграда исчезла, и ему открылось продолжение пыльного заброшенного цеха. И только куколка Аслана, ноги которого все ещё конвульсивно дёргались, портила картинку давнего запустения.
Уткин обернулся и увидел, что Степан хищно скалится.
- Быстро, - рявкнул он и пихнул Лёху в спину так, что тот чуть не упал. – Быстро.
И сам зашагал следом, толкая бродягу перед собой. Так они добрались до
